Лежу дышу, уткнувшись носом в волосы Тимура. Копаюсь в них, пропускаю пряди между пальцами, закручиваю в жгутики и тяну. Он обнимает меня за талию, прижимает к себе, и нам становится жарко, но мы ни слова об этом не говорим. Он уставший, расслабленный. На лице воспалилась кожа, рассеченная бровь снова кровоточила, и теперь там запеклась кровь.
Уже светает, а мы до сих пор не вставали с постели. В спальне душно. Тимур открыл окно, но ночь на удивление теплая, или так только кажется. Мы ежимся, жмемся друг к другу, кутаемся под одеялом и переплетаем пальцы снова и снова. Губы устали от поцелуев, а мышцы – от физических нагрузок.
Кажется, это длится вечность, у нас будто безграничный запас сил, хоть это и не так.
Я смотрю на Кострова сверху вниз, а он лениво выводит круги на моем животе, закрыв глаза. Он явно вымотан, но все равно не засыпает и продолжает меня касаться. Я хочу хлопать в ладоши и бить пятками по матрасу, но вместо этого обхватываю его голову двумя руками и крепко обнимаю. Выворачиваюсь, спускаюсь вниз, чтобы укусить в плечо.
– Лискина, ты спать собираешься? Я устал, – смеется он.
– Ты сам меня трогаешь!
– Я так расслабляюсь. – Вздохнув, он утыкается носом в мои волосы, потом ниже, в переносицу, и мягко целует. – Спать, – командует он, но целует еще и еще, а затем и вовсе наваливается сверху, вжимает в подушку и заставляет сердце колотиться так часто и горячо, что болезненно пульсируют артерии.
– Спать, – шепчет в губы. – Спать, спать, – повторяет он, целует в последний раз и устраивается рядом, чтобы снова порывисто поцеловать. – Это было в последний раз, – предупреждает он и закрывает глаза.
Он терзал меня до рассвета, и тело просто поет от перенасыщения Костровым. Голова не хочет отключаться, мне хочется лежать и думать, вспоминать, переваривать эту ночь. Чтобы что-то помнить, нужно чаще прокручивать в голове. Мы помним не событие, а то, как сами себе его рассказали. Я пою про эту ночь, разрисовывая самыми яркими красками то, что со мной сегодня случилось.
Мне не важно, что он там говорит о любви и нелюбви ко мне. В моей памяти он до смерти влюбленный, потому что иначе зачем бы он так обнимал. Не хочу, чтобы он был обманщиком, но подожду, черт с ним. Я же знаю правду.
Костров вырубается, мерно дышит, при этом не отпуская мою талию. Я же перебираю его пальцы, по очереди касаясь подушечки каждого, и улыбаюсь. Точно не усну, тем более что на часах уже пять утра.
– Спи-и, А-а-ася, – шепчет он и окончательно затягивает в объятия. Обхватывает руками, зарывается в мои волосы, зажимает коленями ноги.
Я словно в коконе и борюсь с ним, устраиваясь, пока не нахожу удобное место. Засыпаю, уткнувшись носом в шею Кострова.
Утро наступает непростительно быстро. Я еле продираю глаза и нахожу себя ровно в той же позе, в какой уснула. Костров уже выводит узоры на моих плечах, но на его лице нет улыбки. Я напрягаюсь.
– Доброе утро. – Я прячу лицо на его груди.
– Как спалось? – Его голос звучит невозмутимо.
– Ты очень удобный сосед. – Я смеюсь и понимаю, что, наверное, сейчас предстоит неприятный разговор.
Он молчит с каменным лицом.
– Поговорим?
Тимур садится, разминает шею, но не встает, будто чего-то ждет. Я молча наблюдаю за его спиной. Не хочу говорить, ругаться, выяснять отношения.
У него на ребрах багровый синяк и все еще опухшие костяшки. Без одежды его видеть странно. Вспоминать, что я спала в его руках, – еще страннее. Но я хочу делать так и дальше, а значит, все нужно решить.
– Поговорим, – шепчу в ответ.
Очень хочется придвинуться и поцеловать его спину.
Откинув одеяло, я подползаю к Кострову, обнимаю его за плечи, прижимаюсь грудью к спине и целую выпирающую косточку позвоночника. Потом шею и искусанное плечо.
Тимур молчит, но склоняет голову набок, позволяя целовать и дальше. В животе тут же начинает клубиться вчерашняя тьма, а я смеюсь, встречая ее. Я будто возвращаюсь во времени. Обнимаю Кострова ногами и упираюсь пятками в его бедра. Он ловит мои руки и прижимает к своей груди. Я вижу нас в зеркале гардероба. Костров закрыл глаза, улыбается и держит мои руки.
И выглядит умиротворенным, счастливым. Как ночью.
Если после этого прогонит – я буду против. Потому перевешиваюсь через его плечо, чтобы добраться до губ и отсрочить разговор. Пыл тут же остывает, когда сталкиваюсь со строгим холодным взглядом.
– Поговорить, – напоминает он.
Я киваю и решительно отрываюсь от тела Кострова, хоть мне и кажется, что на секунду он задерживает мои ноги. А потом перебираюсь, сажусь к нему лицом и точно так же обнимаю, но уже сидя верхом на его коленях.
– Ася. – Он качает головой, будто раздосадован моим поведением, а я вжимаюсь в плечи.
– Я хочу говорить так.
– Ты… невыносимая, – вздохнув, произносит он. – Хорошо, но я бы позавтракал.