Всюду в квартире ее запах, она будто фея, рассыпавшая свою пыльцу. Я брожу по комнатам и ловлю себя на том, что улыбаюсь. В ванной долго стою под душем, пока не осознаю, что наблюдаю за тем, как запотевает зеркало над той самой столешницей, где вчера сидела Ася. Вспоминаю отражение ее спины и волос. Внутри все переворачивается, так что даже прикладываю руку к груди: на миг кажется, что могу почувствовать это физически.
Потом долго изучаю ссадины и синяки – впервые в жизни вижу себя таким.
Колчин вчера и правда поймал меня за домом Маши. Он целенаправленно искал встречи. Был пьян, говорил связно, но заторможенно, будто долго репетировал, готовился, а потом сдали нервы. Он подошел и толкнул меня в грудь:
– Кажется, наш ботан нашел у себя член? – И захохотал как безумный. – Почему Ася? М-м? Почему не любая другая? Вокруг полно серых скучных мышей – тебе такие в самый раз. Ты ее не потянешь, понял? Она сведет тебя с ума… Она же… особенная. – Колчин говорил, как настоящий влюбленный безумец, пока я сгорал от совершенно нового, собственнического чувства.
Ревность – это когда другой говорит о девушке, в которую ты влюблен, и становится больно? Значит, я Асю ревную.
– Она вынесет тебе мозг своими проблемами, комплексами, психами. Ты знаешь, как долго я это терпел? Знаешь, сколько сил на нее потратил? А теперь ее подбираешь ты. Приходишь на все готовенькое. Не приближайся!
Он нетвердо отступил, и я уже было решил, что это конец сцены, но следом получил первый удар по лицу.
– Держись. От нее. Подальше!
И еще один удар. Посерьезнее того, что был в квартире Аси. С травы вставать не стал – к чему это, только больнее будет падать. Их трое, я один. Сел, привалился к тополю и вытянул ноги.
– Она не из твоей лиги. Твой уровень тут. – Он прижал руку к земле. – Ее – тут. – И указал на свою ширинку.
Его дружки захохотали.
Плевать, это все слова, и только.
– Вы двое меня хорошенько разозлили. – Колчин сел на корточки напротив. – Вы меня игнорировали, кинули в ЧС. Это нехорошо.
Я молчал, ожидая продолжения. Колчин явно хотел выговориться, не стоило ему мешать. Он полез в карман, достал телефон и ткнул перепиской в лицо.
– Смотри, не отвечает, дрянь. А раньше знаешь что писала? Показать? «Ой, любимый, бенз кончился, стою на трассе», «Ой, милый, чуть не разбилась, прикинь», «Ой, родной, скучаю по тебе. Блин, ты скоро? Скоро? Скоро?». Как же она меня достала! Одно плохо – ноль инициативы. Асечка умеет только
Теперь эти слова кажутся смешными. Вспоминаю ее другую: решительную. Она совершенно не то, что Колчин о ней думает.
– Ты где? Ты с кем? На ком? В ком? – Его голос разнесся по дворам, будто проник в каждый квадрат девятиэтажки. – Да уж. Весело кувыркаться, да? Весело? Есть что сказать?
– Тогда зачем она тебе, если так тебя доставала? – не смог я удержаться, а он захохотал.
– А сам не знаю, – ответил с маниакальным блеском в глазах.
Он одержим и болен.
Колчин наклонился и дважды ткнул меня в плечо. Я приложил все усилия, чтобы не отреагировать, и он отстал сразу же.
– Посмотрим, посмотрим… А вот ты, друг, что же в ЧС кинул?
Тогда я понял, что кто-то сунул нос не в свое дело.
– Переписку нашу не читаешь. – Он помахал телефоном перед лицом, там несколько незнакомых сообщений и красный значок блока. – Струсил… м-м… девственник?
Я совершенно спокойно на него смотрел и ждал, что дальше. Я уже не сомневался, что Колчин точно психически нездоров, а таких нужно по крайней мере сторониться. Но раз уж не вышло, то лучше всего, пожалуй, выяснить цель столкновения.
– Чего ты от меня хочешь?
– Смотрите-ка, голос прорезался, – тихо ухмыльнулся Колчин. – Асю в покое оставишь?
– Я ее не преследую.
– Ты слова не понимаешь, да?
Дальше последовал новый удар, после которого я не стал терпеть. Драка была недолгой, все ушли довольными, а прежде чем попрощаться, Колчин сказал, что это первое предупреждение.
Я протираю запотевшее зеркало и снова смотрю на себя. И все-таки это глупо. Лискина и я – какой-то сюрреалистичный сюжет. Она в моей постели, в моих руках, на моей кухне. Она целует, обнимает, хочет «встречаться». Она защищает, приходит сама, ищет. Напрашивается на поцелуи, соблазняет, с полуслова понимает. Ее так много, что я захлебываюсь, потому что раньше не мог даже представить, как держу ее за руку.
Только при одной мысли о том, что произошло, я начинаю смеяться.
Но счастливый.
Глава 29
Я трачу уйму времени на сборы: завиваю локоны, крашусь, потом все стираю и оставляю только подводку и тушь. Достаю из ящиков старое красивое платье с цветочным принтом и, застегнув браслеты, натягиваю ботинки. Стою напротив зеркала с глуповатой довольной улыбкой и любуюсь, какая же я хорошенькая.
Неужели это так важно – быть хорошенькой для человека, который уже видел тебя голой?
Вспоминаю, и щеки заливает краска. А потом резко отрезвляют его слова: