Держись от него подальше

– Ну что же вы, Лискина, убили всю интригу, – вздыхает преподаватель, делает большой глоток кофе и морщится. – Поверить не могу, что кто-то считает этот фильм старьем. Смотрите-ка молча!

– Ты уже видела? – тихо спрашивает Тимур.

– Сто тысяч миллионов раз.

– Значит, тебя можно отвлекать. – Он вздыхает, словно это срывает его планы.

Я недоверчиво кошусь на Кострова:

– Что с тобой?

– Ничего особенного. – Он ухмыляется. – Смотри фильм, иначе все поймут, что я тебе интереснее. Мы же этого не хотим.

И с последним словом он кладет руку на мое колено.

– Играешь с огнем, – шепчу я ему.

Костров будто переродился – видимо, как раз в ту ночь, когда мы перешли от стадии «кто мы друг другу» к стадии «мы определенно будем встречаться».

– Я в курсе, – шепчет он. – А теперь помолчи.

Не хочу молчать. И быть здесь тоже не хочу. Нет ни единого шанса, что Костров сможет гладить мою коленку так, чтобы никто этого не увидел. Я боюсь смотреть назад, но очень хочу проверить, кто сидит за мной.

Сделав вид, что собираюсь убрать телефон в рюкзак, я разворачиваюсь и свожу бедра – ладонь Кострова оказывается зажата. Он улыбается. Я спокойно шарю в рюкзаке, отключаю звук, нарочито медленно прячу телефон и застегиваю замок. В это время Тимур уверенно сжимает мое бедро, и это слишком приятно, чтобы я могла промолчать. Приходится все-таки глянуть назад, сжав зубы.

Почти все студенты смотрят на экран. Никого, кто потенциально опасен, на нашем ряду нет. Колчин и его Компашка сидят на первом, Маша и Оля на втором. С нами три калеки, никому из них я не интересна. Надеюсь.

С соседних рядов нас тоже может быть видно. Это напрягает, но мысли очень быстро меняют направление, когда пальцы Кострова то поднимаются выше к внутренней стороне бедер, то возвращаются к почти приличному положению.

– Увидят, – всхлипываю я, когда он как-то особенно нежно проводит по обтянутой в нейлон, но все равно чувствительной коже.

– Да, – соглашается он. – У меня новый эксперимент.

– М-м? – Говорить как-то не получается. Получается мычать.

– Хочу проверить, насколько более остро ощущается происходящее, когда ситуация не располагает. – Он замолкает, потому что в фильме немая пауза. Нас легко могут услышать. – Мне просто всегда было интересно, как это работает. Никогда не понимал…

– М-м. – Я согласно киваю, а сама ни черта не понимаю. Щеки пылают, бедра, которых касается Костров, – тоже.

– У-ви-дят! – выдыхаю в который раз.

И прямо-таки вижу, как Костров закатывает глаза. Мне хочется потянуться к нему и шепнуть на ухо: «Обожаю тебя, подлец!» Я сижу смирно и делаю вид, что смотрю кино. Интересно, со стороны видно, где его рука?

Костров наваливается на парту, упирается подбородком в кулак, а локтем в стол. Меж бровей залегла морщинка, глаза прикованы к экрану. Черный пиджак закрывает обзор тем, кто сбоку. Остаются только те, кто сверху.

Он с ума сошел – я явно сломала ботаника. В программе конкретный баг.

– Может, напросимся на…

– Тш-ш, смотри фильм. Если тебя выставят за дверь, мне будет нечего делать.

Его пальцы медленно поднимаются выше – или глубже, это уж как посмотреть. Юбка легко собирается и ничуть не ограничивает движений.

Я резко разворачиваюсь и опять лезу в рюкзак. Рука Кострова снова зажата между бедер, но на этот раз гораздо выше и касается мест гораздо более интимных. Я слышу его выдох и кашляю, чтобы скрыть всхлип. Костров шевелит пальцами, а я ощущаю, как к вискам подступает что-то раскаленно-белое и яркое.

– Лискина, что вы там крутитесь? – интересуется преподаватель, и все смотрят на меня. – Вы другим мешаете.

– Простите, замерзла, хочу кофту достать. – Стараюсь говорить вежливо.

– Так пересядьте где потеплее.

– Все нормально.

О, мне вполне тепло, даже жарко!

Достав кофту, я кутаюсь в нее и прикрываю бедра. Скатываюсь пониже под парту так, что одна макушка торчит. В целом все уже приготовились к тому, чтобы смотреть с комфортом, и как попало развалились на лавках, я не исключение.

Кострову явно нравится новая поза, он практически без ограничений может гладить бедра и касаться меня так, как захочет.

– Это «да»? – ухмыляется он.

– Это «ну попробуй», – хриплю я, а потом вцепляюсь в парту обеими руками.

Пара будет долгой.

Глава 32

Невыносимый. Невыносимый. Невыносимый.

Откуда он такой взялся?

Его пальцы уже измучили мою кожу, колготки откровенно бесят. Хочу остаться с ним наедине и выбить из него всю дурь. Настоящий извращенец, но такой удивительный, такой прекрасный. Он деликатно и искусно доводит меня до безумия. При этом смотрит на экран так, будто «Бесславные ублюдки» его сейчас интересуют больше всего на свете.

Я вижу, что он просто застыл в одной позе, а мыслями улетел уже очень далеко. Но брови все еще сведены на переносице, дыхание учащенное, щеки алеют. Кажется.

Мои – точно.