Держись от него подальше

Я не могу справиться со спазмом в груди. Отвлекаюсь, но он настолько незначительный, что даже не стоит заморачиваться. Просто острый укол в сердце и очередной приступ ностальгии – не более. Я даже пытаюсь представить нас в этой квартире, в этой ванной, в постели, но это кажется искусственным, как старое, заигранное кино. Очень красивое. Однако я уже не маленькая, чтобы верить в происходящее. И это радует почти до приступа смеха, будто после затяжной болезни получила хорошие результаты анализов. Свобода! Самая настоящая.

– Привет.

Я захожу, сажусь напротив. Соня уходит, шумит чайником и курит. Егор ее даже не замечает.

– Сколько суматриптана выпил? – киваю на пачки, потом тянусь и беру обе.

В одной пустой блистер, во второй вскрыта только одна ячейка из двух. Три таблетки – это очень много, обычно одной хватало для очень острого, сильного приступа.

– Ты думаешь, я хотел того… Уж точно не этой гадостью. – Он трет лоб. – Ни черта не помогло. И мерзкий привкус крови во рту. – Он подтягивается на руках за край ванны и сплевывает в нее. Он всегда на это жаловался.

– Егор, сколько таблеток ты выпил?

– Брось. Всего одну. Пачка в ящике лежала пустая, пришлось вскрыть новую, – ворчит он и кивает на открытый шкафчик.

Там ровненький ряд одинаковых коробочек, еще я выстраивала, заранее покупала на случай, если придется искать таблетку среди ночи, а они закончатся.

– Ась… Не волнуйся за меня.

Егор тянется и хочет коснуться моего лица, но я отхожу и качаю головой.

– Ты пришла. – Он кивает – мол, понимаю. Не имею права трогать, а сам продолжает ломать комедию и страдать. – Я тебя люблю. Правда, Ась. Я не понимаю, почему ты не тут. Это же наша квартира.

– Твоя квартира.

– Ась! Ты все тут делала. Мы это зеркало вместе выбирали… и плитку. Помнишь?

– Помню.

Я смотрю на облезлый маникюр и чувствую странное тепло при мысли, что на днях закончила красить стены на кухне. Там теперь всегда закат – я разорилась на вишневый колер.

А при взгляде на черную матовую плитку, которой облицована ванна Колчина, только гора воспоминаний: хороших и плохих. Но однозначно не тех, что хочется вернуть. Все это делалось без нас командой рабочих. Когда я приехала, были куплены даже стильные каменные мыльницы, и мне оставалось только вздохнуть, что я бы лучше не смогла.

Но мне даже уютно и как будто приятно сидеть на полу напротив Егора. Мы с ним словно стали откровеннее после расставания: я не притворяюсь, что мне нравится быть больной им, он не притворяется здоровым.

– Ась…

– Давай к делу.

– Я без тебя не мо-гу…

– Можешь.

– Нет.

– Да. Егор, я тебе не подхожу.

– Подходишь.

– Я себя рядом с тобой не люблю.

– А меня любила? – Он ловит мои руки и пытается прижать их к своей груди.

– Любила, конечно. – Честные слова даже не застревают в горле, но должна продолжить. – Но сейчас – нет. Это прошло. И никто не виноват. Все случилось так, как должно, и ты найдешь ту, кто будет тебя понимать, любить, заслуживать…

Я хочу, чтобы Егор знал: все эти два года проблема была не во мне и не в нем, проблема в нас. В том, что отношения не могут строиться на сексе, ссорах и вспышках отчаянной, удушающей страсти после примирения. Не может на долгую перспективу любовь быть такой.

И он достоин лучшего. Огромного. Излечивающего, а не разрушающего.

– Я тоже тебя убивала…

– М-м-м. – Он трет глаза так, будто собирается их выдавить.

– Егор…

– Что?

– Я не подхожу тебе.

– С чего ты решила?

– Просто давай честно. Ты с чего решил, что ты меня любишь?

– С того, что я жить без тебя не могу.

– А я не могу с тобой. Мы губим друг друга. Ну? Зачем тебе это?

– Прости меня, – шепчет он, хватает за руки, сжимает пальцы. – Прости меня, а? Прости! Я исправлюсь. Хочешь? Хочешь, с додиком своим дружи, а? Я не мешаю, вот! Нисколько. Прости, что думал о вас там… Смешно, да? Ты и он… Смешно. Ну что у тебя может с ним быть, да? После меня какой еще додик? Если я не смог, то он-то куда!

Опять внутри гложет обида. Я молчу.

– Да?

У Егора, кажется, от напряжения лопаются капилляры в глазах. Он смотрит и ждет, что я отвечу: «Да». Я чувствую себя предательницей. Скажу «да» – и не смогу признать, что я и Тимур – это не просто возможно, это более чем реально. Скажу «нет» – и все рухнет, Егор погубит и себя, и нас.

– Да?

Не могу врать – нет сил. Вспоминаю моего ботана, который одновременно такой сильный и такой безобидный. Он не хочет прятаться, не хочет скрываться. Не боится ничего, а я трусиха. Только что говорила, что благодаря Тимуру готова смотреть страху в глаза, а теперь сижу перед моим страхом и трясусь как дурочка.

Но я только что получила моего Кострова. Он только что признался мне в любви. Только что признал, что хочет проводить рядом все ночи напролет. И держать меня за руку в коридорах института. По щекам уже давно льются слезы, как будто мир с Костровым, что я себе уже представила, – это сказка, несбыточная мечта, как письмо из Хогвартса. Я как одиннадцатилетка, которая в день рождения сидит у окна и ждет сову. Час, второй, третий – уже видит себя настоящей волшебницей, а к вечеру понимает, что все это только выдумки.