Держись от него подальше

Я всхлипываю. Егор протягивает руки и сжимает пальцами мои щеки так, что губы вытягиваются в трубочку.

– Да, – шепчу я, чувствуя дрожь во всем теле.

Егор притягивает меня к себе, наши лбы сталкиваются, в нос бьет запах сигарет и алкоголя.

– А че ревешь тогда? – Он отстраняется, дергает подбородком. Голос становится жестким, злым. – Че ревешь?

Все резко меняется. Из умоляющего он превращается в злобного.

– Испугалась тебя.

– Ты? Меня? – Он хохочет. – Ты? Ты же ничего не боишься. Да? Как навалить двести на моцике по трассе – не боишься. Остаться одна не боишься. Бросать меня не боялась. А теперь что?

– Теперь боюсь.

Я должна его успокоить, убедить. Должна успокоить. Должна успокоить.

Но вот проблема – не хочу. Слезы катятся и катятся, ничего не получается.

– Ничего, конечно, – всхлипываю я от своего вранья, оно душу рвет на куски. – Он мой друг и пострадал от тебя. Конечно, я боюсь. – Чувствую, что совершаю прямо сейчас ошибку. – Ты… – Слезы бегут таким потоком, что я больше не могу говорить.

Ощущение, будто только сейчас мне становится ясно, что я пропала совсем. Я страшно, до ужаса люблю Кострова. Я при одной мысли о нем сразу переношусь туда, где чертовски тепло. Представляю, что он сейчас там, сидит где-то на лавочке, ждет меня, скроллит ленту в телефоне, волнуется, смотрит по сторонам и разминает шею.

Колчин тянется ко мне, берет за плечи и крепко обнимает. Гладит по голове так, что больно тянет волосы.

– Тс-с, – шепчет он.

Помимо дыма и алкоголя узнаю запах туалетной воды Егора, это и успокаивает, и заставляет содрогнуться.

– Хочешь, извинюсь перед ним?

Он лжет. Что-то не так.

– Ну, если вы такие хорошие друзья. Хочешь? Завтра же.

Колчин отстраняется, продолжает при этом с силой давить мне на макушку, гладить так, что волосы, кажется, с корнями вырвет.

– Извинюсь. Прилюдно. Я могу, ты же знаешь. Ты только тоже поклянись, что вы друзья. Что сплетни врут. Сможешь?

Он говорит какие-то безумные вещи, как тогда, в машине. И я боюсь, что вторая волна после затишья страшнее предыдущей. И каждая следующая будет все хуже, и хуже, и хуже.

– Егор, что ты несешь? Почему ты просто не оставишь меня в покое?

– Потому что ты ошибаешься. – Он прижимается лбом к моему лбу и даже тянется ко мне губами, которые до сих пор кажутся родными. Он прикасается ко мне совсем невесомо.

Но я успеваю отвернуться.

– Егор, это моя жизнь и мое дело.

– Ты ошибаешься, я знаю. Я не могу тебя потерять. Потом будет поздно, ясно? Я извинюсь. А ты пообещай мне. Поклянись, что будешь держаться от него подальше. Пожалуйста, держись от него подальше. Иначе я не ручаюсь, правда. Только не он.

– Ты же сказал, можно дружить.

– Дружи… Нет. Передумал. Нет…

– Егор!

– Ты ошибаешься. Ты во всем ошибаешься!

– Я приведу Соню, ладно? И она за тобой присмотрит.

– Соня тут?

– Она меня привезла.

– Соня-я-я! – ревет он и, вскочив на ноги, мчится в глубь квартиры, а я за ним.

Он уже схватил сестру за руку и прижал к холодильнику спиной.

– Ты ополоумел? – ворчит она. – Успокойся и не позорься. На, выпей кофе.

Соня совершенно спокойна. Егор ее слушается, тут же затихает и падает за кухонный островок, обняв подрагивающими пальцами кружку с кофе.

– Ты не в себе, псих, – продолжает Колчина. – Ты ее хотел – она тут. Говори что планировал, и мы уедем.

– Ты и она… – выдыхает Егор.

– Закрой рот. Ну? Чего тебе от нее надо?

– Вернуть.

– Ты вернешься? – поворачивается она ко мне.

– Нет.

– Все, – говорит брату Соня. – Вопрос закрыт! Егорушка, возвращают не силой. Она не верит тебе, и она не вернется.

– Но она с…

– Ты веришь сплетням? Даже если она с кем-то снюхалась – это не твое дело, понял? Она не должна ничего тебе обещать.

– Д…

– Не должна.

Он падает лицом в раскрытые ладони, а потом стучится пару раз лбом о столешницу.

– Ненавижу тебя!

– Кого из? – усмехается Соня.

– Ненавижу тебя, Ася. Ненавижу!

– Хорошо. – Я вздыхаю и проверяю ключи и телефон в карманах. – Может, я тогда пойду? Вообще не понимаю, зачем я тут, он даже не был при смерти. Сонь, в следующий раз можно без меня?

Она не успевает ответить.

– Иди! Проваливай! – стонет Егор.

– Окей. И больше не пиши мне, ладно?

– Ладно!

– И не преследуй…

– УБИРАЙСЯ! – кричит он, и кружка с кофе летит в стену и разбивается справа от меня. – Уходи, пошла вон! Не хочу больше тебя видеть! Преследовать ее не надо, писать ей не надо! ДА КОМУ ТЫ НУЖНА?

Это слишком легко слышать, так что я еле сдерживаю улыбку. Смотрю в последний раз на Соню, на лице которой будто на мгновение промелькнул испуг, а потом иду к выходу.

Слышу бормотание Егора за спиной:

– Кем она себя возомнила, а? «Не пиши мне больше, не преследуй…» Да пошла она на хер! Пошла она… Куда хочет!

– Егор, пообещай, что так и есть, что не наделаешь глупостей. – Тон Сони совсем другой – мягкий и ласковый, как у матери, успокаивающей ребенка.