Дерзость надежды. Мысли об возрождении американской мечты

Все эти доводы я привел в сентябре 2005 года в письме блогу левого крыла «Daily Kos», после того как многочисленные группы поддержки и активисты стали нападать на моих коллег, проголосовавших за избрание Джона Робертса председателем Верховного суда США. Моим сотрудникам пришлось немного понервничать из-за этого, хоть я и проголосовал против утверждения Робертса. Но к тому времени я уже в полной мере оценил силу обратной реакции блогосферы и через несколько дней, в полном соответствии с демократическими принципами, получил больше шести сотен комментариев на свое послание. Кто-то соглашался со мной. Кто-то считал, что я большой идеалист, потому что та политика, о которой я писал, не сумеет противостоять напору республиканской пиар-машины. Было немало и таких, кто заподозрил, что меня специально «заслали» из вашингтонской элиты, дабы посеять смуту в стройных рядах, что я, так давно работая в Вашингтоне, уже утратил всякую связь с простыми людьми. Один вообще, недолго думая, назвал меня идиотом.

Возможно, мои критики и правы. Возможно, большого политического раскола нам не избежать и все эти бесконечные схватки и попытки изменить правила игры окажутся лишь сотрясением воздуха. А может быть, упрощение политики уже достигло точки невозврата и большинство людей видят в ней теперь лишь род развлечения, этакий спорт, гладиаторские бои, когда противников волнует только реакция своих сторонников: для устрашения мы готовы раскраситься хоть в красный, хоть в синий цвет, поддерживать своих, ругать чужих, и если для победы нужно будет нанести подлый удар или лягнуть противника по больному месту... ну что же делать, победителей не судят.

Но я считаю по-другому. Я часто думаю: есть же самые простые, обычные люди, которые выросли в гуще политического и культурного антагонизма, но при этом — пусть даже только на личном уровне — умеют жить в мире со своими соседями и с самими собой. Я представляю себе белого южанина, который еще помнит, как его дед крыл черномазых самыми последними словами, а теперь сам этот южанин водит дружбу с черными сослуживцами и воспитывает своего сына уже совсем по-другому, понимает, что дискриминация — большое зло, но не знает, с какой это стати какой-нибудь сын черного врача при поступлении в юридический колледж будет иметь больше преимуществ, чем его ребенок. Я представляю бывшего члена «Черных пантер», который сейчас спокойно занимается себе недвижимостью, купил в своем районе дома и ругает одолевших его наркоторговцев точно так же, как и банкира, который отказывает ему в ссуде, а без ссуды ему невозможно развивать бизнес. Или феминистку средних лет, которая все льет слезы по своему аборту, или христианку, которая только что оплатила аборт дочери-подростка, или миллионы официанток, временных секретарш, помощниц медсестер, продавщиц «Уол-марта», которые каждый месяц с замиранием сердца ждут зарплаты и прикидывают, как же им содержать детей, которых они пустили в этот мир.

Я представляю себе, что они ждут зрелой политики, которая гармонично соединит идеализм и реализм, которая четко покажет, где компромисс возможен, а где нет, и которая признает, что и другая сторона может иногда здраво рассуждать. Им не всегда понятна суть разногласий правых и левых, консерваторов и либералов, но ясна разница между догмой и здравым смыслом, ответственностью и безответственностью, между вечным и сиюминутным.

Вот такие люди и ждут, когда же их наконец догонят республиканцы и демократы.

ГЛАВА 2 Ценности

Белый дом я увидел первый раз в 1984 году. Тогда я только что закончил колледж и работал организатором землячества гарлемского кампуса в Городском колледже Университета Нью-Йорка. Президент Рейган в то время активно продвигал программу сокращения помощи студентам, и я тесно сотрудничал с группой студенческих лидеров — в основном чернокожих, пуэрториканцев, выходцев из Восточной Европы, многие из которых первыми в семье получали высшее образование, — мы писали петиции против этих сокращений и направляли их делегатам Конгресса от Нью-Йорка.

Тогда все закончилось очень быстро; больше всего времени ушло на то, что мы блуждали по бесконечным коридорам Рейберн-билдинга и добивались благожелательных, но мимолетных аудиенций у сотрудников Капитолия, многие из которых были лишь чуть старше меня. В конце дня мы со студентами все же сумели пройтись по Эспланаде до мемориала Джорджа Вашингтона и там постояли немного, посмотрели на Белый дом. На Пенсильвания-авеню, в нескольких шагах от поста морской пехоты у главного входа, среди пешеходов, торопившихся по своим делам и пролетающих за спиной машин, я не столько восхищался элегантностью Белого дома, сколько думал о том, как открыт он городской суете, как близко можем мы подойти к воротам, а потом еще обойти его с другой стороны и полюбоваться там розарием. Эта открытость Белого дома подчеркивает нашу веру в демократию, думал я тогда. Я искренне полагал, что политические лидеры почти такие же, как мы, что они, так же как и мы, отвечают перед законом и общественным мнением.