Десант Тайсё

Однако они так переполошили торгашей, что Биржевой комитет предъявил Исполкому грозный ультиматум, в котором, похоже, впервые честно признался, что не признает Совнарком и его права издавать законы, а посему требует (от кого же?) отменить рабочий контроль, удалить комиссаров и красногвардейскую охрану из банков и фирм, немедленно освободить арестованных представителей таможенной артели. В противном случае он закроет все торгово-промышленные предприятия до полной победы над самозванной властью. Но Исполком не дрогнул, сочтя это преждевременной первоапрельской шуткой. Сие возмутило биржевиков, привыкших крепко держать слово. И на следующее утро даже булочные оставили всё Приморье без хлеба.

— Вы сами заставляете применять крайние меры, сами! — повторил Пётр лысого строптивца.

— Вообще-то пусть прёт на рожон — возмущённый народ сам окончательно разделается с вампирами! — торжествующе секанул Ман рукой.

— Пленительная мысль... Да едва ли стоит затевать войну из-за нескольких пузанов. Лучше не допустить её и для надёжности арестовать биржевиков.

— Правильно, Костя. Нынче ж возьмём их в пуховиках с колпачками, — мечтательно пошевелил Пётр усами, будто щекоча засонь.

— Да вы что... Разве так можно? Ведь одно дело, если буржуев ликвидирует сам народ, и совсем другое, когда их арестуем мы... Не ерундите. Неужто вы, бдительные стражи революции, не понимаете разницу? В крайнем случае можно ограничиться одним Циммерманом. Остальные со страху тут же накладут в штаны и забудут про забастовку. А то и совсем исчезнут с горизонта.

Пётр с Костей многозначительно усмехнулись. Мана взорвало преступное безразличие к благоразумию:

— Вы что, свихнулись? Тогда сразу поднимут вой все консулы, газеты, кадеты и наверняка используют против нас эскадру! Чем вы отразите её смертоносный удар? Кучкой доблестных комиссаров? А чего в таком аховом положении добьётесь глупым арестом биржевиков? Только полнейшего поражения революции на всём Дальнем Востоке! Только!

Трудно оспорить правоту волосатого Мана, похожего на Маркса, оказывается, не одной внешностью. Но в пылу он всё-таки упустил из виду главное — нельзя отдавать инициативу противнику и применять к нему полумеры. Ведь ещё Сен-Жюст утверждал: «Смелость — вот в чём успех революции!» Её может укрепить лишь наступление. Только полный разгром саботажников принесёт долгожданную победу. И Костя твёрдо сказал:

— Мы действительно будем трижды прокляты грядущими поколениями земляков, если безмятежно проспим сию ночь.

— Молокосос!.. Пётр, чем ты думаешь, поддерживая роковую глупость? Где твоя политическая прозорливость? Неужели не сознаешь, почему воскресли атаманы Калмыков, Гамов, Семёнов? Они тут же вместе с эскадрой ударят нас с тыла! Чтоб сохранить революцию, Ленин пошёл на все жертвы Брестского мира! Или вам блестящий пример политического здравомыслия не указ? И вы из-за каких-то поганых биржевиков жертвуете судьбой нашей революции! Образумьтесь, пока не поздно!

Страстные заклинания трусоватого пророка вновь остались гласом вопиющего в пустыне. Комиссары не сдали свои позиции, а президиум Биржевого комитета переселился в персональные камеры, извергая всю ярость на Голубева, который осквернил, уничтожил себя как эсер самым мерзким прислужничеством большевикам. Арест Циммермана, Свидерского, Сенкевича, Рабиновича и Грушко их сторонники единогласно признали безумием. Все оппозиционные газеты во главе с консульским корпусом завалили Исполком гневными протестами, требуя немедленно освободить неповинных, разогнать комиссаров и ликвидировать Красную гвардию! В ажиотаже Медведев с Агаревым даже объявили себя единственной властью в Приморье.

Однако многие из обычных торговцев призадумались: хватит ли у самих духу продержаться до тех пор, покуда не останется духа от большевиков? Уж сколько раз хоронили их за минувшую зиму, а все здравствуют, наступая на самые чувствительные мозоли. В результате некоторые магазины и лавки открылись. Вероятно, впервые в торговой жизни благоразумие тут же принесло небывалый прежде доход.

Не успели Костя с Петром порадоваться разброду в рядах торговцев, как обнаружили его в собственном стане. Вражеское давление на Исполком было равнозначно мощи эскадры, орудия которой угрожающе зашевелились. Губернаторский особняк с красным флагом над зелёной крышей белел прямо на берегу бухты, являясь лучшей в городе мишенью. Даже не залпа — одного выстрела прямой наводкой было достаточно, чтобы превратить его в прах. Но союзники почему-то медлили. Очевидно, из-за того, что на заседании Исполкома находились новые властители.

Ещё не сумев разделить в городе власть, Медведев с Агаревым уже приказывали: «Освободить! Разогнать! Распустить! Ликвидировать! Затихнуть и больше не возникать! В противном случае неизбежны самые суровые кары!» Других всегда легко поносить за то, что взялись перестраивать основы государственной жизни. Эсеры с меньшевиками ничего не собирались менять в буржуазной республике и потому были избавлены от неизбежных ошибок созидания. Их белы ручки ничем не запачканы, а совесть — чиста.