Десант Тайсё

— И ты вчера успел за минуту сагитировать её?

— Хм, наверно... Сам видишь.

— Хоть поцеловал её за это?

— Какое там... Промелькнула быстрей искры.

— Всё, долгожданная революция свершилась. Теперь ты имеешь полное право жениться. Иди к ней и крепко поцелуй от имени победившего пролетариата. Это тебе партийное поручение.

— А вдруг она замужем?

— Нежно поцеловать всё равно можно. В знак благодарности, как поручение, — певуче настаивал Арнольд и внезапно океанским пароходом взревел: — Что же получается?!.. Значит, они козыряли телеграммой Петросовета уже всё точно зная? Эту подло скрыли, а ту превратили в дубину?!

— Выходит именно так...

— Взяли за глотку нас, чтоб со страха капитулировали уже после революции?! Ну, сволочи?! Ну, аферисты?! Я прямо не знаю, как... — Он оглушающе разразился на родном языке и схватил телефонную трубку. — Ну, теперь я им... Дайте председателя Исполкома Гольдбрейха. Добрый день.

С вами говорит Нейбут. Как — нет? Плохо себя чувствует? Сейчас я его вылечу. Немедленно сообщите, что мы ждём его вместе с Агаревым и Медведевым для чрезвычайно важного разговора. Всё понятно? Пожалуйста, очень прошу вас, чрезвычайно срочное дело!

— Думаю, он и так тебя услышал, только едва ли высунет нос в такую свистопляску, — сказал Костя, потягивая трубку.

— Посмотрим... Ведь они убеждены, что слишком надёжно спрятали эту телеграмму. Следовательно, прежде всего решат: поражение в столице и неизбежный голод вынудили нас плюнуть на партийные амбиции, смирить гордыню и, ради святого чувства самосохранения, с низким поклоном принять их великодушные блага — персональные камеры! Согласны?

— Пожалуй... Тем паче, что одиночный этаж действительно подремонтирован. И начальник тюрьмы посулил мне дать самую тёплую камеру, — похвалился Пётр, гордо выпятив грудь. — Но блефовать надо всерьёз. Никаких шуточек. Тогда наверняка сумеем узнать ещё много интересного.

— Прекрасно! — улыбнулся Арнольд.

Тем временем Костя, переписав телеграмму, натянул капюшон, старательно застегнул кухлянку. Поднялся, сказав:

— Надеюсь, вы без меня обойдётесь. Я иду печатать листовки, потом развезу их по коллективам. Нельзя скрывать от людей историческую весть. Мы ж не эсеры.

— Отличная мысль! Дуйте, сколько хватит бумаги! Я направлю в типографию людей, — напутствовал его Арнольд крепким рукопожатием.

— И я — тоже, — потянулся к телефону Воронин. Пока он вместе с Петром звонил надёжным помощникам, внезапно явился Ман, похожий на фантастическую сосульку. Друзья опешили от изумления. Протирая платком глаза, лицо и бороду, Ман признался:

— Вот, не вынес... Ни в какую не сидится дома, у горячей печки... Душа прямо разрывается... Да-а, велика честь и слава запалить отсюда мировую революцию... Но сила солому ломит... Конечно, можно воспользоваться мудрым примером Кутузова, а проще вспомнить неудачные забастовки, поражение той революции... Ведь во всех случаях пришлось, держа себя за горло, отступать... Горько унижаться, обидно... Тем паче, уже вкусив сладкие плоды победы... Всю ночь глотал валерьянку... Не знаю, как вы тут решили... Всё же послушайте старика... Не за себя прошу, о других пекусь... О напрасных, невинных жертвах... Что ж делать, когда сила солому ломит? Всё-таки сейчас благоразумней того... Спасти людей от разгрома, сохранив для будущей революции.

— Которая уж абсолютно точно свершится в будущем веке! — невольно съязвил Пётр, беря со стола спасительную телеграмму. Да вовремя вспомнил, как его шибанула вчерашняя, и сдержался. Даже показал Арнольду, чтоб молчал. А бедолаге лихо подмигнул:

— Оч-чень кстати пришёл. Занимай любой стул. Скоро увидишь такое представление... Любой театр позавидует!

— Не плети! Э-э, ваши глаза... Почему у вас такие глаза?

Настороженный Арнольд метнулся в прихожую. Триумвират прибыл на «Форде», торжественно вошёл в гостиную. Наледь зашторила окна, сгустив зябкий полумрак, в котором бледнел сталактит люстры. Самая подходящая обстановка для заговорщиков. Лишь с другим результатом. Значит, нужен фейерверк, возникающий от переливов света в хрусталиках. И Арнольд с удовольствием сделал это. Счастливые победители восприняли всё как должное. Они неспешно разделись, важно заняли кресла в некотором отдалении от стола, закинули ногу на ногу. Все — правую, точно демонстрируя полное единодушие. Словом, господа походили на первых эпикурейцев, сдержанно наслаждаясь грядущим триумфом. Всё-таки Гольдбрейх для приличия скорбно вздохнул:

— Э-эм, надеюсь, больше не понадобится такой экстренности...

Когда Пётр, Ман и Воронин тоже налегке сели за стол, Арнольд покаянно согласился:

— Разумеется... Думаю, вы уже всё обстоятельно взвесили. Пожалуйста, слушаем...