Десант Тайсё

— Судьба поставила вас пред роковым выбором: наш демократический порядок или ваш анархический хаос. Я весьма рад известию, что за минувшее время вы смогли пробудить коллективный здравый смысл. В равной степени я доволен, что мы сумели воскресить у вас драгоценное чувство самосохранения, — чуть повеликодушничал Медведев после прокурорского начала и снова наполнил голос кандальным звоном: — Так вот, коль вы действительно печётесь о благе народа, — немедленно поклянётесь пред ним впредь не заниматься никакой политической ересью, а своих приспешников обяжите сдать оружие, дабы избежать кровопролития гражданской войны. В противном случае возмущённый голодом народ сам подымет вас на штыки.

Арнольд в тяжком раздумье посмотрел на Воронина и Петра, которые виновато потупили глаза. Тогда обратился к Ману:

— Ты самый опытный среди нас. Вдобавок сходство обязывает... Пожалуйста, подскажи, как сопротивляться костоломной тактике наших собеседников?

Требовательные взгляды триумвирата заставили Мана с кряхтеньем зашевелиться. Судорожно теребя дрожащей рукой окладистую бороду с лёгкой проседью, он еле выдавил:

— Что тут скажешь... Скверно, очень скверно получается... Фактически вы предложили нам сделать харакири...

— Лично вам это не грозит! — клятвенно воскликнул Агарев. — Продовольственная управа городской Думы весьма довольна вашей работой. Если же вы дополнительно к своей внешности, на основе того же холста с сюртуком, в дальнейшем сможете практически осуществить экономическую теорию Маркса, то я уверен: обретёте не только политический капитал.

— Чем изгаляться, лучше ответьте, почему китайцы вдруг закрыли границу? Почему вдруг решили нарушить многолетние торговые соглашения и терпеть громадные убытки? Разве купцам или государству может быть выгодна такая невероятная глупость? Никогда не поверю! — Распаляясь, Ман по трибунной привычке вскинул правый кулак и шарахнул господ по лбу: — Так почему же вы, сразу тройная власть, лишь скорбите, разводите турусы на колёсах и ни черта не делаете для спасения народа от голода? Ведь нищим дорога каждая крошка. Если для нас, относительно сытых, это просто крохотка хлеба, то для нищих, которыми забиты все вокзальные и прочие щели, — крохотка жизни. Жиз-ни!

— Эх, карла-карла... Сразу видно, что для вас политика — терра инкогнита. Пожалуйста, уясните себе, старый каторжанин: проигрывая в одном, государство существенно выигрывает в другом. Разве Китаю не выгодно потерей всего десятка миллиона целковых спастись от революционной бури? По-моему, сие понятно даже воробью, — печально промолвил Медведев, удручённо взирая на тёмного Мана.

Петру надоела эта нудянка. Пора осадить спесивых господ, которым не грозил никакой голод. Пошёл напрямую:

— Допустим, что мы приняли ваши каторжные условия. Завтра хлеб пойдёт через границу?

— Отчего ж только завтра? Он пойдёт уже нынче, — гордо сообщил Агарев, — поскольку демократия совершенно не угрожает миролюбивому Китаю.

— Прекрасно! Как видите, дорогие друзья, рука руку моет без умопомрачительных сложностей.

— Дабы обе, а-а, были чистыми! — гордо заключил Гольдбрейх.

— И последнее... Заветный этаж подновлён вполне прилично. Каждому из нас в любом случае должна быть обеспечена персональная камера. Вы гарантируете это?

— Хм, готовы хоть сейчас подписать ордера, — великодушно согласился Медведев. — Тем паче, что сейчас там явно лучше обитать, чем в матросской казарме.

— Благодарим за откровенность. Ну, что, Арнольд, хватит маять р-р-революционеров с нагайкой? — подмигнул Пётр.

Вынув из кармана, Арнольд медленно поднял измятый носовой платок. Ман судорожно заслонил руками глаза. Триумвират облегчённо вздохнул. Медведев расслабленно отвалился на спинку кресла. Агарев с удовольствием затянулся душистой папиросой. А мокрый от напряжения Гольдбрейх, вытирая надушенным платком лоснящееся лицо, по-лошадиному выдохнул:

— Слава, э-эм, богу, давно бы так!

— Гм, разве они могут сразу поступить по-человечески... Нет, сперва надо вымотать душу! И лишь когда уж совсем прижмёшь к ногтю, — сделать величайшее одолжение. Эх, вы, позёры, не щадящие отца ради красного словца! — презрительно распял всех Медведев.

— Извините... Вчера вы нас упрекнули, что зря... Вот шут возьми, точно не вспомню такую прекрасную мысль... — задумался Арнольд.

— Прекрасные мысли чрезвычайно редки. Впрочем, как вообще всё прекрасное. Посему их надо записывать и хранить, словно зеницу ока, ибо это — единственная свеча, способная осветить потёмки минувшего и тьму грядущего времени, — философски изрёк Медведев и, позволив счастливцам оценить масштаб своего мышления, снисходительно полюбопытствовал: — Так что вы нам хотели поведать в развитие бесценной мысли?

— В общем, простую истину: за такое сжатое время нам тоже требовалось перелиться из одного психологического состояния в другое. Думаете, так легко знать, что победа уже на твоей стороне, но позорно трясти этим грязным платком? — искренне посетовал Арнольд.

— Примите наши соболезнования, — ехидно склонил Агарев плешивую голову и повёл вверх правым усом.