Нас трое в комнате просторной.Биноклем комполка играет:Хозяин, старый генерал, —Ребята, что-то здесь не то.Давно войною умудренный.Не так ведь наши разгильдяиСедой полковник, он упорно,Шагают, сколько я их драил,Словно у знамени, стоял.Ох, мать их… Я же не святой!Нет, генерал совсем не старый,А, может, фрицы? —Взял бинокль,И кисти рук, и мышцы плечПодносит медленно к глазам.Готовы возвращать удары,И сразу, будто бы под током,И дальним отблеском пожараНемеют руки…В небе соколБьет терпкая от соли речь.Парит спокойно и высоко.— Ну, жми, шофер, не тормози!…Опять оторваны штрафбаты:Упрямый командир полкаНу, комполка, командуй:Собрал комбатов возле хаты.«Вправо!» —Пять самокруток, прядь закатаТакой хороший поворот…И узкая вдали рекаВ тылу врага погибнешь — славаПлывет спокойно и печально:Тебя сторонкой обойдет.— Всем, описав свою дугу,Пылят…А выправка, что надо!Собраться здесь.Удар кинжальныйСтоят осенние леса.Внезапно нанесем врагу. —Сквозь всю Европу шли парадом.Ночной приказ такой: в атакуУдарим с ходу, без пощады, —Без выстрела.В ножи, в штыки.Кровавая падет роса.Пусть в Кенигсберге будут плакать,И в Нюрнберге пусть будут плакать, —Ударим… —Как наши плачут старики.Что ж, давай, водитель,Быстрее скорость набирай!..Привал окончен. БатальоныИз окруженья — на восток.Встал генерал, поправил китель.Четыре вольные колонныПолковник вдруг сказал:В леса по древнему закону —Поймите,Ушли, словно вода в песок.Ведь мы могли свернуть…— Курите…Остался довоенный «газик»,В нем восемнадцать человек.Казалось, обеспечен рай,Что было, то уже не сглазить,А, может, ад… Туда ведь с матомНо все же паузу в рассказеЛетели гиблые штрафбаты.Я чувствую, как талый снег.Об этом здесь не говорят.Ждут комполка.Шофер по скатамИ генерал совсем не курит,Стучит кирзовым сапогом:Полковник веки тихо щурит,— Сейчас бы закатиться сватомНаверное, глядит назадИ чтобы яблони кругом…И видит где-то вдалеке.В тылу врага четыре нитки…Шоссе осеннее. Он молодМаршруты четырех колонн.И сдуру что-то натворил.— Успеем всюду. — И автомат лежит в руке,«Газик» прыткийГраната рядом, словно молот.Взревел надрывно у калитки.Лес желтый, словно с похорон.Машина из последних силРванулась, набирая скорость.Машина с пожелтевших просек —Эх, автомат, работай споро, —Идет на серое шоссе.Боец негромко попросил.Сухая праздничная осень…Баб на покосеСтволы зенитных пулеметов,«Юнкерс» косит,Прицел на уровень спины.Чтоб мир от боли окосел.Война как повар.Люди — шпротыИ сухофрукты для компота —И счетверенным пулеметомОбъелся повар белены.Глядит, глядит машина вдаль.Докладывает четко кто-то:В крови, в дерьме прорвался— Вот наша движется пехота, «газик»,Портянок, видно, ей не жаль.Летит за дальний поворот.(И снова пауза в рассказе.)Лес, восемнадцать автоматовИстерика, кого-то рвет,Глядят с заляпанных бортов.А кто-то плачет и хохочет,Висят тяжелые гранаты,Кто покатился по траве.Мелькнут тельняшки, ведь ребятаМир опрокинут, опороченСобралися со всех флотов.И безнадежно осовел.Вчера морские офицеры…Сегодня отданы в штрафбат…Но верит комполка без меры,Что это завтра офицеры,И гимнастерки нараспашку.Что нет надежнее солдат.А ночью снова будет бой.И полосатые тельняшкиНе приговором трибуналаЧерез траншеи, через страшноИх на врага ведут сердца.Пройдут над вражескую пашнейНе сбить летящего бакланаНеотвратимою судьбой.Тяжелой каплею свинца.…Полковник тихо веки щурит,Ах, слишком ровно, очень ровноРванулось море в небеса.Вдали шагает батальон.Десант воздушный белой бурейРавненье держит безусловно.Летит. В безоблачной лазуриА «газик» катит себе, словноЛишь парашютов паруса.Цыпленок в будущий бульон.И генерал повел плечами…Мне кажется, что комполкаНа «газике» летит отчаянно,И осень кружится печально,И узкая скользит река.