Десять кругов ада

У меня тяжкая эта картина стояла пред взором - я ведь могу видеть все, не обязательно быть рядом. Кто же еще сохранит память о Мире, живущем мгновения. Ворон - вечное понятие для людей... Я - память этого мира, в котором человек гордыней возомнил себя хозяином, вершителем судьбы. Я же вижу и знаю его завтрашний день и близкий конец - со слезами и кровью, когда он, "гений и творец", обессиленно забарахтается в своем вонючем дерьме, вспомнив Бога и умоляя дать еще денечек жизни... Но все расписано на Небесах... Бедный, жалкий человек...

Да, они дышали в унисон. Только тот, с раздавленной плотью, что был на руках моего хозяина, жадно пил свои послед-ние глотки жизни.

Он умрет неслышно, и благо, что сознание не вернется к нему - слишком убог последний приют для молодого тела, слишком много солнца падало в процедурный кабинет из зарешеченного окна.

И слишком красиво будет лицо женщины-врача, что склонится над ним. То самое лицо дачницы в купальнике, что он так и не смог разглядеть в свой бинокль.

ЗОНА. ТЕРАПЕВТ ЛЮБОВЬ

Мне достаточно бросить один взгляд на травмированного, чтобы определить его шансы на жизнь. Когда измазанный в крови человек внес свою печальную ношу, я сразу поняла, что парнишка не жилец. Крепкий мужчина был пугающе уродлив. Едва положил парня на кушетку, и ноги подкосились, он осел рядом на колени. Да так и остался, как в церкви на молитве, перебирая дрожащими от напряжения руками грязные и вонючие майки, в которые были завернуты ноги несчастного парня. Он припер его на руках с восьмого участка, а это почти три километра.

Я вытерла салфеткой его высокий лоб и страшное лицо, но оно опять взмокло. Сам он этого сделать не мог - руки свело судорогой.

Так вот, я еще раз вытерла его лицо и тут догадалась, что это не пот, а слезы...

Охранник едва вытолкал его во двор. В моей памяти остались его глаза... Глаза жили как бы отдельно от перекошенного лица - умные, спокойные, все наперед знающие. И исход парнишки он знал, но принес в надежде на чудо. Он на мгновение обернулся в дверях и с такой мольбой поймал мой взгляд, что я вся содрогнулась. Он просил сделать это чудо... И я увидела в нем огромное сердце, все исполосованное шрамами...

На улице он поругался с прапорщиком, что его конвоировал к нам... Сорвался в разрядке нервов.

Когда ножницами разрезали окровавленные брюки пострадавшего, нашли полный карман битого стекла. Помощник мой сказал, что это линзы бинокля.

Бинокль... в Зоне... зачем?

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

Они меня выставили сразу же из санчасти, как смог подняться на ноги. С другой стороны, зачем им мешать. Сынок, Пашка... главное, чтобы они тебя вытащили. А на это надежда слабая...

И потопал я с прапором в Зону, и впервые вдруг оказался в ней раньше времени окончания работ. Она была непривычно пуста, и это давило на меня еще тяжелей. Во рту почему-то появился необычный горький привкус, и я стал искать курево, как одержимый, будто спасительные таблетки от сердца.

Курево-то было вскоре найдено, но утешение не пришло.

НЕБО. ВОРОН

Я видел, как он бродил между газонов и клумб пустой Зоны. Видимо, даже непривычная тишина действовала на него удручающе. Он был в эти минуты как бы волен, никто им не помыкал.

И потому я не подлетал, давая ему насладиться этим состоянием, может быть, почувствовать себя - хотя бы на недол-гий миг - прежним, каким он был до первого суда. А я знал, каким он был, я все прочел в свое время в его глазах.

И был мой Квазимода... ох, кем он был!.. Я читал книгу его жизни, и она начиналась светло и привольно: там были красивые девушки и удача, там роились верные друзья, был любимый город - все это было. Обобранный своими же людскими законами, мой друг и хозяин превратился в Зоне в злобного, усталого угрюмца. Что может сделать для него мудрая птица, не умеющая остеречь бредущих во тьме? Я был с ними рядом, и это был уже подвиг; многие мои соплеменники копили Великие Знания о жизни, беспечно плодясь в чистых и свежих лесах, устраивая свои гнезда счастья и презрительно относясь к тем, кто внизу.

Я же посланник Добра в эту страшную Зону, чтобы отмякли черствые сердца и зажглась ясным лучом в их душах спасительная надежда... Я уже сделал многое, меня полюбили зэки, и я вижу, как в них перегорает зло, как они тянутся ко мне, и теплеют их лица, и туманятся влагой взоры, и прорастают крылья Совести, а это путь к спасению души... Тело бренно, а она бессмертна... За души людские на Небе идет вечная битва меж Тьмой и Светом... Я воин Света... Я вещий...

Мой удел - быть с людьми, спускаться к ним и спасать их от духов Тьмы, собирать по крупицам Знания о самой печальной их жизни. Я - санитар людских душ, самый грустный дворник Земли...

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

Напугав своим окровавленным видом дневального, я бухнулся на койку в бараке и вдруг ощутил на себе замызганную, царапающую тело засохшей кровью одежду и пропитанные соляркой и бетонным раствором мокрые сапоги. Надо было смыть с себя пыль, грязь, ужас и кровь, только вот силы иссякли. Руки противно дрожали, тело бил нервный озноб.