Десять тысяч лет

На лице сержанта появилась улыбка. Он многозначительно посмотрел на Аронина и передал ему нюхательный табак. Спички Шатов оставил у себя.

Почуяв обжигающий запах табака, овчарка вырвалась из рук Аронина и прыгнула на грудь чужому.

— Лучше пристрелите! — крикнул тот задыхаясь, закрыв лицо руками.

— Поднять руки! — приказал Шатов.

Злые глаза чужого испуганно глядели то на Грозу, то на Шатова.

Это был конец «неуловимого»...

8

— Ну, вот и все, господин Попов, — сказал Скиба, закрывая папку. — Значит, многое из того, что я сейчас зачитал, вы уже успели позабыть...

Попов молчал.

Начальник распахнул окно. В комнату ворвался свежий утренний ветер. Он пошевелил бумаги на столе, покачал на стене темную занавеску, под которой висела небольшая карта.

— Дежурный, уведите! — приказал Скиба и поднялся из-за стола.

Оставшись один, Трофим Михайлович несколько раз прошелся по короткой комнате. Затем, вспомнив о чем-то, шагнул к стене, отдернул занавеску и обвел на карте тупым концом карандаша правый верхний угол.

— Ловко придумано. Ничего не скажешь, ловко. Правда, не совсем точно, но почти... — рассуждал начальник, достав из железного сундучка два платочка.

Расправив на стене один из них, он стал сравнивать линии и пунктиры, нарисованные на платке, с теми линиями и пунктирами, которые были на карте.

Вошел замполит Иванов. Скиба сказал:

— Вот она где, злополучная «щель». Как же это мы с тобой раньше не догадались? Вот здесь... — и снова обвел правый верхний угол. — Ну, давай теперь составлять донесение.

Они сели и стали писать:

«Десятого июня нарядом, во главе с сержантом Иваном Шатовым, в составе проводника служебной овчарки Гроза младшего сержанта Виктора Аронина, младших сержантов Никифора Семака и Андрея Полозина были задержаны белогвардейцы, доверенные лица атамана Семенова, крупные разведчики из группы «Ямато» майора Исии Амокасу: Алексей Иванович Попов (кличка «Барс») и его двойник Елпидифор Елизарович Караулов (кличка «Кобра»)...»

— Ладно! — говорил Скиба. — Давай пиши дальше.

«...Всему составу наряда за мужество, бесстрашие и высокую чекистскую бдительность объявлена перед строем благодарность. Ходатайствую перед командованием о награждении их ценными подарками».

Скиба взял со стола лист, пробежал его глазами и сказал негромко:

— Добре!

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал начальник.

— Товарищ начальник, Тамара Федоровна просили...

— Знаю. Отставить. Передайте — сейчас придем.

Проводив дежурного лукавым взглядом. Трофим Михайлович сказал замполиту:

— Ну что ж, Иван Семенович, раз Тамара Федоровна приказала, стало быть надо итти. Сегодня, кажется, блины...

Над огромной лесистой сопкой ветер рассеял облака. Поднялось высокое, жаркое полдневное солнце.

Пальма

1

Я прибыл на «Ястребиный утес» с запиской нашего капитана, как говорится, к шапочному разбору. Все щенки были разобраны, и лишь один хиленький, болезненный щенок копошился на дне плетеной корзины. Проще было бы забрать записку и уйти, но я почему-то не спешил с этим. Я никак не мог примириться с мыслью, что щенок Долины никуда не годился.

— Ну, берете? — спросил старшина, которому, видно, уже надоело возиться со щенками. — Дареному коню, знаешь, в зубы не смотрят.

— Так это ж не конь, а щенок беззубый! — ответил я. — Ладно! Беру.

Я достал кусочек сахару, и щенок прильнул к моей ладони теплыми губами. И только теперь я заметил, какая у него умная морда, какие колючие, быстрые глаза с зеленой искоркой, как у волка.

— Нет, браток, все-таки из него выйдет хорошая собака! — сказал я.

Старшина шутливо улыбнулся:

— Конечно, собака из него со временем, пожалуй, и вырастет.

Завернул я щенка в теплое байковое одеяльце, спрятал под полушубок, вернулся к своим на Зайчиху.

Время показало, что я был прав.

Изо дня в день собачонка добрела, крепла. А через год она уже стала выявлять свои лучшие качества. Правда, она немного не вышла ростом — больше росла вширь, — но зато ум, память, нюх были редкостными. А мертвой хватке ее не нужно было учить.

Шерсть у собаки определилась темнорыжая, почти коричневая, а вдоль спины текла серебристая полоса, тонкими ручейками сбегая ко всем четырем лапам.

За удивительную красоту мы прозвали ее Пальмой.

2

По торопливым шагам дежурного, пришедшего за мной, Пальма поняла, что предстоит длительный поиск. Она прыгнула ко мне на койку, стащила одеяло и принялась тормошить меня.

Как и полагалось по тревоге, через три минуты я стоял перед начальником, выслушивая приказ. Пальма сидела у моей левой ноги, насторожив уши.

— Особенно тщательно обследуйте орешник, — сказал начальник заставы. — Затем повернете к Зеленому озеру, оттуда напрямки к Козьей сопке. Поиск предстоит трудный. В полночь прошел дождь. Ясно?

— Ясно, товарищ начальник! — ответил я, повторив приказ.

— Идите!

Пальма рванулась к дверям, толкнула их передними лапами и выбежала во двор.

Было темно и сыро.

Отойдя от заставы, я дал овчарке свободу.