Десятый самозванец

— Отец — стрелецкий сотник. Мать — из посадских. Ну, по-вашему, из мелкой шляхты. Мне думается, — солидно проговорил он, — что я им был отдан на воспитание. Кем вот только, не знаю… Может, князем Лыковым? Иначе зачем же меня было учить латинскому да греческому? И учил-то меня сам князь, воевода Вологодский Лыков Борис Иванович, самолично. Вместе с товарищем своим, боярином Патрикеевым. И, — напустил Тимоха на себя загадочный вид: — слышал я как-то оговорку, что мол, «не тут тебе надобно бы жить, а в других палатах, княжеских»… Так что, может, я и не царских кровей, но все одно — Рюрикович.

Еще недавно Тимоха удавил бы любого, кто осмелился бы хоть намеком оскорбить память его отца и честь матери, не говоря уже о том, что женат-то был не на дочке, а на внучке архиепископа…

Пан Мехловский задумался. Потом, не зовя слуг, набил свою трубочку, закурил, искоса посматривая на Тимофея, и молчал. Наконец, когда тот уже извелся от нетерпения, сказал:

— А знаете, пан… С вашим нахальством, может, что-то и выйдет. В конце концов, сделали же Вишневецкие да Мнишек царя из беглого монаха? Только как вы все это представляете?

— Да просто! — фыркнул новый самозванец. — Король польско-литовский даст мне войско, а я пойду на Москву. Прав на престол у меня поболе будет, чем у Мишки Романова. Когда приду на Русь, то все города и вся армия ко мне перейдут. А потом, когда Москву возьму да на шапку Мономахову надену, то всех, кто на престол меня возвел, отблагодарю. Польше, коли нужно, все земли до Курска и Орла отдам. Ну а буде еще турки с татарами помогут, то им Астрахань и Казань подарю!

— А потом?

— Что потом? — не понял Тимоха. — Царствовать буду.

— М-да, — протянул пан Станислав. — Пойдемте, пан Каразейский, завтракать. Шоколад — шоколадом, но лучше всего по чарке вудки принять да мясом закусить.

Однако позавтракать родовитому пану и самозваному царевичу не удалось. В дверь заглянул давешний шляхтич Юзеф и сообщил:

— Ясновельможный пан! Как вы приказали, без доклада. С рассвета егеря Горунку обложили!

— О! — обрадованно вскочил Мехловский. — Хорошая новость. Что ж, пан Каразейский, приглашаю вас на охоту. Юзеф, — приказал он к шляхтичу, — помогите пану Иоанну собраться и найдите ему все, что нужно для охоты!

…Из замка выехал целый отряд. Тимофей, насчитав не меньше двадцати вооруженных шляхтичей, сбился со счету и плюнул. Ну а кроме панов, за кавалькадой следовали еще и оборуженные слуги. Пан Мехловский жестом показал гостю место рядом с собой и стал рассказывать:

— Горунка — мой хлоп бывший. Ну а потом он к казакам в Запорожскую Сечь подался. А тут вдруг опять объявился. К нему быдло разное прибилось. Второй год его поймать не могу. Ну, сегодня-то точно не уйдет! Эй, Юзеф… — подозвал он своего управителя (или кем там он был?).

— Да, ясновельможный пан? — тотчас же подскакал тот ближе.

— Как хлопа-то нашли?

— Ясека поймали, младшего брата Горунки. Ну, поймали да спросили…

— Долго спрашивали? — хохотнул пан Стась.

— Вроде бы не очень. Егеря-то, шибко злые на брата, избили, раком поставили да пригрозили, что в задницу кол вобьют… Тот испугался да и заплакал. Ну, егеря место обложили.

Миновав несколько полей и перелесков, отряд приблизился к мрачноватому лесу. При подъезде от одного из деревьев отделилась фигура замерзшего мужика с арбалетом в руках.

— А вот и сторож наш! — обрадовался Юзеф, указывая на мужика. — Егерь здешний.

— Доброго утра, ясновельможный пан, — скинув с себя шапку, поклонился мужик до земли Мехловскому. — Ждем, стало быть, вас.

— Много там хлопов-то? — поинтересовался пан.

— Человек сто, не меньше. Только мужиков-то всего ничего. Может — двадцать, может — чуть больше. А остальные — бабы да дети.

— Часовые?

— Двое стоят, — доложил егерь. — Оба под прицелом.

— Давай, — кивнул ему пан Станислав, а потом, обернувшись к отряду, приказал: — Гайдуки — спешиться. Шляхтичи — приготовиться к атаке. Юзеф — командуй!

Тимофею еще ни разу в жизни не доводилось видеть не то что сражений, но даже коротенькой стычки. Весь «военный» опыт сводился к драчкам. Но не успел он и дух перевести, как часть конников начали спешиваться, бросая поводья прямо на землю, а потом неторопливыми перебежками двинулись вперед. По их следам осторожно пошли всадники, которые не понукали коней, а целиком доверились их чутью. Все это было не похоже на рассказы о польской бесшабашности и ляшской удали, которых Акундинов наслушался вдоволь.

Даже неискушенному в военном деле Тимохе было ясно, что люди эти воевать умеют. Ни один из них не побежал сломя голову, а передвигались четко и аккуратно — от дерева к дереву, чтобы не напороться на бешеную стрелу или пулю. Кроме того, часть людей прощупывали копьями землю, посыпанную снегом, и особенно пристально рассматривали кучи валявшихся веток. И, как оказалось, не зря. Вот один из слуг поднял руку. Юзеф, что был среди спешившихся, подскочил к нему и поворошил клинком побуревший еловый лапник.

— Яма? — негромко спросил подъехавший пан Станислав.

— Капкан медвежий, — отозвался шляхтич, пытавшийся сомкнуть железные «челюсти».