Десятый самозванец

— Благодарю вас, пан Станислав, — сказал Тимофей, занимая место напротив хозяина.

— За что? — искренне удивился пан. — Это я должен сказать вам спасибо за помощь! И за то, что не воспользовались моим бедственным положением. Почему, кстати?

— Шановный пан Станислав, — протянул Тимофей, показывая всем своим видом, что говорит искренне, — это я вам признателен, что не зарубили меня первым же ударом. А ведь могли бы…

— Ну-ну, — хохотнул пан Стась, явно довольный собой. — Мог бы, мог бы… — Потом, сохраняя на лице улыбку, добавил: — И мне, скажу вам, поначалу очень хотелось зарубить самозванца! Хотя… — подумав, добавил пан, — зарубить вас я не мог. А вот приказать подвесить за третье ребро — вполне…

— Пан Мехловский, — спросил Тимоха, придав себе оскорбленное выражение. — Почему вы мне не верите?

— Дорогой пан… э, Каразинский. А, Каразейский. Я сделал ошибку! Ошибка состояла в том, что я стал рубиться с вами на саблях, как со шляхтичем. Теперь я уже не смогу считать вас холопом, коим вы и являетесь.

Тимофей открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь подходящее, но был остановлен Мехловским.

— А ну, не перебивать! — прикрикнул пан на Тимоху так, что тот едва не упал со стула. — Ты что же думаешь, хлоп, — сменил он вежливый тон на тот, которым разговаривал со слугами, — что я истинного шляхтича от быдла не отличу? Ну, понятно, что не смерд ты, но уж никак и не сын боярский. Да по тебе ж видно, что ты либо писарь какой, либо приказчик. И саблю во второй или в третий раз в руки взял!

Акундинов сидел и молчал, исподлобья посматривая на пана Станислава. Когда пан замолк, то он встал, выбрал из стойки две сабли и подошел к пану.

— Выбирайте, пан! — гордо протянул он клинки. — Или прикажите меня на конюшне запороть, как холопа!

Пан Мехловский какое-то время в бешенстве смотрел на Тимофея, а потом неожиданно расхохотался. Отсмеявшись, он вытер выступившие слезы и сказал:

— Наглец, каких мало. Но ты мне нравишься! — неожиданно заключил он.

— Пан Мехловский, — продолжал стоять Акундинов, — мне бы хотелось, чтобы вы извинились! И я хотел бы, чтобы вы обращались со мной в соответствии с моим происхождением!

— Нет, ну точно наглец! — в восхищении сказал пан, а потом негромким, но властным шепотом сказал: — А ну-ка, сядьте да послушайте! А не то ведь не то что в плети, а в батоги прикажу вбить, а ошметки псам скормлю!

Акундинов, опасаясь перегибать палку, сел, отметив про себя, что пан Мехловский опять начал называть его на «вы».

— Не знаю, пан, кто вы на самом деле. Но, видите ли, пан Каразейский, — издевательски сказал пан Стась, — вы никак не можете быть сыном покойного царя Василия Шуйского.

— Как это понимать?

Пан Станислав Мехловский не спешил удовлетворить чужое любопытство. Он встал, слегка прихрамывая, прошелся по кабинету и подошел к столу, который по счастливой случайности не пострадал. Потом собственноручно (!) налил вина в красивые хрустальные бокалы. Подавая один из них гостю, магнат сообщил:

— После свержения Шуйского гетман Жолкевский приказал отправить бывшего царя к королю Сигизмунду. Так вот, я был в том посольстве…

— Простите, пан Станислав, — удивился Тимофей. — Сколько же вам лет?

— Мне… — хмыкнул пан, потягивая вино, — нынче исполнится шестьдесят.

— Ух ты! — присвистнул Акундинов. — А ведь столько-то и не дашь!

— А сколько бы дали? — спросил явно польщенный пан.

— Думал, не больше тридцати.

— Я, конечно же, не женщина, — заметил магнат с усмешкой, — но все равно польщен.

— И что, в Польше все так молодо выглядят?

— В Польше, пан Иоанн, обычно не доживают и до сорока. Мы — щит Европы. Польское рыцарство несколько столетий ведет войну то с татарами, то с турками. Мы остановили татар под Легницей. И пусть в сражении пал князь Генрих, который стал бы великим королем, но мы преподали кочевникам такой урок, что они и думать забыли о Европе.[45] В то же время мы сражались с немецкими крестоносцами, не пустив их на Русь.[46] Мы — богоизбранный народ, потому что стоим, как щит, между Востоком и Западом. «Заливает, пан, — подумал Тимофей. — Всем известно, что щитом между Востоком и Западом стоит Русь!», а пан продолжал витийствовать: — Сейчас только Польша способна защитить Европу от Османской империи. И, кроме того, настоящая чума — казаки, которых тайно поддерживает ваш царь Михаил!

Пан Мехловский, севший на любимого конька, разошелся не на шутку. Он, кажется, уже и забыл, что первоначально-то речь шла о Василии Ивановиче Шуйском! Тимофей, однако, не перебивал.

— Так о чем это я? — спохватился пан, наливая новый бокал. — А, о покойном Василии Шуйском. Так вот, пан Каразейский (выговорил он на сей раз без запинки и без насмешки), я сопровождал посольство в Краков. А потом я был среди тех, кто допрашивал священника, принимавшего исповедь.

— Это как — допрашивать священника? — удивился Акундинов. — Да неужели такое можно?

— Нужно, пан Иоанн, — усмехнулся Мехловский. — Не забудьте, что Василий Шуйский, батюшка ваш, был хотя и бывшим, но царем.