Destroyed. Падшие ангелы

– Успокойся, идиотка, – рычит мужчина, недовольно глядя на меня. – Не особо ты мне нужна, – отворачивается и, улегшись на спину, закидывает руки за голову. Устремляет взгляд в потолок. – Если я настолько противен, можешь ночевать в комнате Святого, – произносит с нескрываемым удовольствием. Еще издеваться вздумал надо мной, сволочь.

– Нет, – бурчу под нос, отворачиваясь к стеночке. Снова чувствую сзади движение. Замираю в ожидании. Что на этот раз?

– Возьми, оденься, – поворачиваю голову на его хриплый шепот. Вижу в мужских руках футболку. Поднимаю глаза выше и натыкаюсь на будоражащий кровь взгляд карих глаз.

– Других шмоток нет. Дом не мой, – добавляет он, неправильно расценивая мой застывший взгляд. А я, словно громом пораженная, смотрю на его оголенный торс. На рвано вздымающуюся грудь. На тату на его плече. Пугающее и завораживающее одновременно. На смуглой коже мужчины красуется изображение главного персонажа американского фильма ужасов «Хищник». Так вот откуда взялось его прозвище.

– Хватит слюни пускать. Спать ложись. Завтра сложный день, – недовольно ворчит, укладываясь на подушку и поворачиваясь ко мне спиной.

Глава 5

Руслан

7 часов утра. Оторвав голову от подушки, устало потираю лицо. Разминаю плечи. Пытаюсь прийти в себя. Каждый долбанный день одно и тоже. Утром хуже всего. Никак не могу отойти от тюремного уклада жизни. Второй месяц на свободе, а спать ночью так и не могу. Пару-тройку часов – максимум. И то, сном это назвать с натяжкой можно. Так, легкое забытье. От каждого шороха дергаюсь, вскакиваю с кровати. Разница лишь в том, что теперь, вместо заточки под подушкой, ствол в руке сжимаю.

Поднимаюсь с кровати. Пытаюсь размять затекшие мышцы. Бой с тенью и несколько подходов отжиманий более или менее приводят в чувства. Голова наконец-то проясняется, мысли приходят в норму.

С воспоминаниями о вчерашних событиях дикая злость накатывает. Да такая, что хочется как можно скорее помещение покинуть. Вчерашняя истерика девчонки. Совершенно не понял, какого хрена случилось? Взбесился на нее, на себя дико. За то, что сравнила с педофилом. Для меня это в высшей степени оскорбление. Любой мужик, сказавший мне такое, поплатился бы головой. Да и я никогда не опустился бы до таких мерзких вещей, чтобы маленьких девчонок трогать. Видел на зоне много раз, как опускали таких. Педофилов, насильников. В тех местах ведь живут по понятиям. У каждого арестанта дома есть жена, дети. Поэтому таких мразей там не щадят. Как говорится, искореняют зло.

Вчера после разборок из-за Святого был весь на нервах. Знал же, что Бес прознает, и захочет наказать пацана. Дома накатил нехило. Вот и понесло меня на нее. Черт возьми, хотел же продумать все. Как с ней красиво поступить. Не вышло. Сначала показалась мне холодной, надменной сучкой. Смотрела так на всех свысока, нос воротила. Словно и не люди мы. Вот и захотелось показать ей, что я не хуже ее мажорика сраного. И там, в комнате, наедине совершенно другой была. Поиграла, конечно, немного в недотрогу. Кричит «Убери руки», а сама ко мне тазом подается и дышит так рвано. Вот пойми их, женщин. Поначалу держал ситуацию под контролем. Но в итоге завелся дико. От сладкого запаха ее волос, от мягкой, словно бархатной, кожи, от упругих грудей. Действительно, особенная. Никогда у меня таких не было. А когда понял, что и правда, девственница, так совсем чердак поехал. Захотелось сделать ей нереально хорошо. Чтобы навсегда запомнила меня. А потом словно гром среди ясного неба. Ее истерика. «Ты – как мой отчим-педофил». Бах. И пелена перед глазами. Какого хрена? Да еще кричать начала, отбиваться, как от урода прокаженного. Словно не она только что стонала и извивалась под моими пальцами. Накрыло меня. Знаю ведь свой характер, если вовремя не ушел бы, разнес бы там все к чертям собачьим. И ей досталось бы. Вот и вылетел пулей из спальни. Спустился в гостиную, там уже дал волю злости. Разнес дверцу шкафа, несколько стульев. Что там еще было, не помню. Святой проснется, точно не обрадуется. И плевать, за дело ему.

А после – словно совсем мозгов лишился. Напился до чертиков. На хрена эту Аньку притащил в комнату? И чего добивался? Показать ей, что она мне на х*р не сдалась? Что есть те, кто будет рад оказаться на ее месте? Как чертов подросток.

И как бы глупо это ни звучало, поразила ее истерика, ее признание. Через какое дерьмо ей пришлось пройти? Стоп. Воскрешаю в памяти слова девчонки: Отчим. Ее домогался отчим. Что за нах*р? Харченко ведь ее отец? Или нет? Поворачиваюсь к ней, подхожу. Приподнимаю кончик одеяла, убираю его с лица. Вглядываюсь. Красивая до одури. В груди что-то сжимается, когда смотрю на едва заметно подрагивающие длинные ресницы, на чуть вздернутый носик, на темные пряди волос. Черт возьми, только одно сравнение приходит в голову, банальное, но идеально подходящее ей… Ангел. Кто ты такая, черт тебя возьми?