Дети ада

— Народ... — усмехнулся Иван. — На народ каждый день по радио, телевидению обрушивается все это. Народ, разинув рты и распахнув глаза, все слушает это и начинает думать, что так оно и должно быть. Вся пропаганда направлена на оболванивание народа. А когда жареный петух в задницу клюнет, так главный правитель обращается к народу, мол, народ меня выбирал, и народ меня защитит! И снова по радио, телевидению закрутятся сюжеты, одурачивающие этот самый глупый народ!

— Как же это они зацапали себе все телевидение? — подивился Антон.

— Они все средства массовой информации зацапали...

— Они... Кого ты имеешь в виду?

— А ты? — хитро взглянул на друга Рогожин.

— Ну я... этих бессовестных врунов с телевидения.

— А я — врагов народа, — жестко сказал Иван.

— Спекулянтов, жулье плодят, а труженика на селе убивают на корню! — подытожил Антон, присаживаясь на черный пень. — Такого еще в России не было, видит Бог!

— Такого нигде в мире нет, — согласился Иван. — Мы скатываемся к странам третьего мира. Слышал, что делается в Колумбии, Никарагуа? Правят народом мафии, вот и мы к этому идем, если не пришли уже.

Они присели на опушке леса на поваленную сосну. Сквозь деревья виднелась голубоватая с прозеленью озерная гладь. У самого берега красавец-селезень шел в кильватер за скромной серенькой уточкой. Иногда они согласованно исчезали под водой и выныривали на порядочном расстоянии от этого места. Деревья еще не выбросили листву, но набухшие почки вот-вот должны были лопнуть. Березы были окутаны сиреневой дымкой. Цветы это или сережки? В весеннем лесу стоял терпкий запах влаги, прошлогодних листьев, звонко перекликались птицы — они уже прилетели с зимовок и деятельно устраивали свои гнезда. Неподалеку, кося на них круглым блестящим глазом, стучал большой пестрый дятел, другой издали откликался ему мелкой дробью клюва по стволу. Под ногами ползали муравьи, жучки, козявки, летали мелкие бабочки. Снег полностью сошел, от мокрых прошлогодних листьев пахло грибной прелью, когда залетал сюда легкий, с озера, ветерок, слышен был негромкий треск — уж не почки ли лопаются? Над вершинами медленно двигались сугробы-облака. Некоторые были огромные, как линкоры. Воинственно прожужжал залетевший с поля шмель. Наверное, ищет распустившиеся подснежники. Они кое-где голубовато мерцали в седом жестком мху. Вдоль пожарной канавы можно было увидеть сморчок. Татьяна Васильевна — жена Антона — вчера нажарила полную сковородку. Иван где-то читал, что сморчки бывают ядовитыми, но она успокоила, сказав, что ядовитыми считаются строчки, да и то в определенный период. Игорек наверное, чтобы попугать мать, утром пожаловался на боль в животе, правда, наотрез отказался глотать таблетку, которую ему хотели дать. А первые весенние грибы были удивительно вкусными.

Антон, узнав из письма, что Иван в больнице, вскоре приехал в Санкт-Петербург на «газике» — у него еще оставался в бочке и канистрах купленный ранее по божеским ценам бензин — привез для продажи пуда два крупной рыбы. Он оформил себе лицензию на лов сетью. И вот после многих неудачных попыток повезло: в сеть набралась довольно крупная рыба. Нерестовала щука. Одну из них весом в пять килограммов Антон выложил на стол, так хвост свесился вниз. Рыбу они продали с женой сами у Некрасовского рынка. Цену назначили умеренную, и ее разобрали в полчаса. Вокруг них зашныряли было недовольные перекупщики и рыночные дельцы, но видно сообразили, что с рослым плечистым Антоном лучше не связываться. Недовольны были и те, кто заламывали за свою рыбью мелочь более высокую цену.

Подсчитав вечером выручку, Антон сказал:

— Не были бы такими высокими цены на бензин, можно было бы в Питер раз в месяц привозить свежий улов, да и яйца, кроликов... Но «золотой» бензинчик всю выручку сожрет за дорогу туда и обратно. А мой «газон» много расходует горючки.

Он и уговорил только что вышедшего из больницы Ивана поехать с ним в Плещеевку. Рана под лопаткой затянулась, швы сняли, но правая рука почему-то повиновалась еще плохо, да и в шею отдавало. Удивил Рогожина Арсений Владимирович Кулешов: пришел к ним домой — адрес узнал у Дегтярева — и принес завернутую в мешковину икону Григория Победоносца. Это было за день до приезда Антона.

— Они могли бы убить меня, у них такие отвратительные рожи... — сказал он. — Почему этих черных бандитов не вышвырнут из города? И вы, Иван Васильевич, вот пострадали из-за меня. Возьмите на память от души!