Дети ада

На маленькой кухне живот ей мешал: задевала им за газовую плиту, углы старинного буфета, за столом тоже стало неудобно сидеть. Иван уже вторую неделю не трогает ее. Неужели его все еще влечет к ней, такой «уродине»? А приятно, что муж с вожделением смотрит на нее. Грудь стала полной, тугой, соски оттопыривают блузку, иногда проступает сквозь материю молоко. Врач-консультант успокаивает, говорит на осмотрах, что беременность развивается нормально, даже не предложил лечь для сохранения плода, а многие задолго до родов ложатся. Вспомнилось, как одна беременная женщина сетовала в приемной консультации на улице Маяковского, что вовремя не сделала аборт, а теперь вот придется рожать...

— Ну, принесу в мир еще одного несчастного? — монотонным голосом говорила она. — Хорошо, если сохранится в грудях молоко, а если нет? Какое у нас сейчас питание? Чем кормить буду? А одевать? Пеленки-распашонки стоят тысячи, а подрастет чадо, вообще волком взвоешь. Не пустишь ведь на улицу голышом? У нас не Африка... А вырастет, так или торговать будет или воровать...

— Напрасно вы так, — не выдержала Аня. — Может, ваш ребенок будет ученым или поэтом.

— Ученый, поэт! — усмехнулась женщина. Живот у нее был острый и выпирал немного в сторону. — Вся наша интеллигенция сейчас обнищала и зарабатывает куда меньше мальчишек, протирающих на перекрестках стекла машин... Да и наследственность, милая дамочка, у нас худая: муж-пьяница, ни на одной работе больше месяца не держат, дрался со мной, раза два ребра сломал, пока я ему молотком башку не проломила...

— Убила? — ахнула женщина, что сидела напротив.

—  Оклемался, подонок, но не успел выйти из больницы, напился какой-то дряни и снова кулаки распустил, но тут Бог помог: попался на товарной станции за кражей из контейнера немецких консервов и сухого молока. Срок получил. Тут только я спокойно и вздохнула.

Хотя муж и просил ее не выходить из дома — на работу Аня уже две недели как не ходит — она не могла весь день торчать в комнатах.

После ужина они с Иваном гуляли в любую погоду по набережной Робеспьера. От Невы веяло свежестью, закатное солнце блестело на шпилях Петропавловки, темная вода посередине тоже золотилась, чайки бесшумно летали над Литейным мостом. Рыболовы, как всегда, окруженные любопытными, взмахивали удочками с парапетов. Иван поддерживал жену за локоть, впереди трусил золотой спаниель. В конце апреля муж принес его домой на руках. У собаки с печальными глазами отнялись обе задние лапы. Он страдальчески смотрел на Аню, она пощупала лапы, ребра — муж сказал, что спаниелька, по-видимому, попала под машину — но явных переломов не обнаружила. Собака ей сразу понравилась, она отнесла ее в ветеринарную лечебницу, там сказали, что песик поправится, выписали лекарства. Иван обнаружил спаниеля на улице Восстания во дворе дома, когда ходил по своим делам. Пес лежал на асфальте у клумбы и жалобно повизгивал, перед ним на клочке газеты белели рыбьи головы. Девочка, нагнувшись, гладила собаку по гладкой голове. Она и рассказала Ивану, что спаниелька сегодня утром попала под грузовик, кто-то принес ее с улицы сюда. Странно, что хозяева его не забрали. Один мальчик видел, как девочка в вельветовых брюках, не уследившая за выскочившим за кошкой на проезжую часть спаниелем, завизжала и с плачем куда-то убежала, наверное, подумала, что песик погиб под колесом грузовика.

Спаниелька явно была породистой и ухоженной, словоохотливая девочка сообщила и то, что этого песика она раньше не видела, значит, он не из их дома. Во время этого разговора пес такими несчастными глазами смотрел на Ивана, что он, не раздумывая, взял его на руки и понес домой. На всякий случай он несколько раз повторил девочке номер своего телефона на тот случай, если вдруг обнаружатся хозяева, но вот уже прошла неделя, а звонка не было. Аня и Иван быстро привязались к ласковому, почти с человеческими глазами, песику. Буквально на третий день после лечения он стал самостоятельно передвигаться, а, через неделю уже бегал, правда, чуть прихрамывая. На прогулках он трусил впереди новых хозяев, будто пританцовывая.