Дети апокалипсиса

Крякнув от натуги, мы поудобней перехватили повисшего у нас на руках раненого и зашли вовнутрь. Как ни странно – тухлятиной в квартире не пахло.

Потрескивала пламенем пара толстых ароматических свечей. Застыл в ведре цементный раствор. Судя по кирпичам и арматуре – Марик хотел отгородить решеткой предбанник двери. Толково. Вдоль стен – ящики с продуктами. Причем отобрано с умом. Не глупый зефир в шоколаде – а консервы надежных как лом брендов.

Белорусский тушняк, еще советских ГОСТов.

Сгущенка – с узнаваемыми синими этикетками и правильной надписью: «Молоко цельное сгущенное с сахаром». И никак иначе. Все остальное – порошковый суррогат на пальмовом масле.

Печенье. Опять же – не сладость с химической отдушкой, а суровые, до стального звона галеты.

Дальше специи, на удивление много. Хотя если задуматься – лет через пять за горсточку перца либо дюжину кремней для зажигалки – будут давать полцинка патронов. Так что – одобряю.

Обменялись с Ильей понимающими взглядами. Марик нам обоим уже заочно нравился. Одного не понимаю – как он собирался выживать в одиночку? Да еще с девчонкой на руках? В одно лицо никак не обеспечить безопасность на всех фронтах. А ведь их много… Безопасность физическая, продуктовая, погодная, медицинская, психологическая…

Впрочем, может, он и сам это осознал. Поэтому и вписался в нашу драку, холодным разумом выбрав будущих союзников.

Большего увидеть нам не дали.

– Сюда! – шепнула вынырнувшая из спальни Яна. – Скорее, ему хуже, сильный жар!

Осторожно протискиваемся в дверной проем. Стараюсь не коситься на чужое гнездышко счастья. Хотя атмосферность спальни, где живут два любящих друг друга подростка, – зашкаливает.

Марик, неумело перетянутый пропитавшимися кровью бинтами, смотрелся абсолютно чужеродно среди всех этих свечей, цветов, кружевных подушечек, плюшевых ковриков, вырезанных сердечек и пузатых винных бокалов.

Таким же инородным телом выглядела приткнувшаяся в углу навороченная биатлонная винтовка. Мелкашка, способная в умелых руках натворить немало грязи.

Кивком указываю Илье направление, сгружаем раненого команча на кровать. Протягиваю руку:

– Илья, одолжи пистолет. С длинностволом тут не развернуться.

Химик скуп, но текущий момент понимает.

– С тебя патрон!

Киваю. Передергиваю затвор, загоняю патрон в патронник. Вкладываю пистолет в горячую ладонь Марика, направляю оружие в висок команча. Тот уже совсем плох – синие губы, редкое поверхностное дыхание.

Марафон со смертью. Не понять, кто из пацанов отойдет первым.

Серьезно смотрю на Яну:

– Марик должен очнуться. И сознательно нажать на курок. Сам. Нашатырь есть? Тащи!

Через минуту наблюдаем тихую истерику. Глотающая слезы и беспрерывно шепчущая ласковости Яна тычет под нос Марику ватку со спиртом. Тот дергается, рефлекторно отворачивает голову, но в себя не приходит.

Картина выносит мне мозг. Два залитых кровью пацана на белом кружеве. Рыдающая девчонка и я, направляющий чужую руку с пистолетом в висок команча.

– Илья! – хриплю зло. – Есть еще та дурь, что Скрипачу вколол?

– Я ее вообще-то не рожаю, там травки еще те… Тот же аддерол так просто не достать… – Илюха бурчит скорее по привычке, копаясь в крохотной поясной сумочке.

Наконец, извлекает одноразовый шприц:

– Колоть?

– А поможет?

Закусившая кулак Яна с надеждой и страхом смотрит на нас.

Илья пожимает плечами:

– Пятьдесят на пятьдесят. Либо да, либо нет.

– Жми!

Илюха снимает колпачок, щелчком пальцев выбивает воздушные пузыри, картинно пшикает струей в воздух. И тут же – решительно всаживает иглу Марику в бедро. Медленно вводит мутную смесь.

Отбросив шприц в сторону, выжидает с минуту, затем отбирает у Яны нашатырь. Щедро плещет на ватку и тычет ей Марику под нос.

Хрип, резко распахнувшиеся глаза и тут же – оглушительный выстрел, сбрасывающий нас с кровати.

– Марик! – Яна бросается к изогнутому экстазом парню.

Я же смотрю на команча. Сглатываю ком в горле, отвожу глаза, стираю брызги чужой крови со своей щеки.

Илья солидарен:

– Гореть нам в аду…

Согласно киваю:

– Мы уже в аду…

Глава 13

Уснувшего Марика оставляем на попечение Яны. Обещаем вернуться за ребятами ночью. Сами же галантно уходим, прихватив на память ящик яблок из прихожей.

Что характерно – совесть не беспокоит.

Отыскали припаркованную среди мусорных контейнеров магазинную телегу. Сморщив носы, скинули с нее нехитрую маскировку и, поднатужившись, докатили до нашего подъезда.

А затем были полчаса разгрузочных работ, чуть не вытряхнувших из нас душу. Мешок на плечи, и пешком под крышу. Шестнадцать ступеней в марше, тридцать две – на этаж. Весь путь – семьсот шестьдесят восемь шагов.

Зуб даю – завтра никто из нас не встанет.

Настроение мрачное, под стать дыму над городом. И только чистая радость малышни при виде яблок да бескорыстное мурчанье Ратника – хоть немного рассеивают муть на душе.

Скинув на этаже последний мешок сахара, я с кряхтением доковылял до своей квартиры и рухнул на диван. Рядом, незваным татарином, со стоном приземлился Илья. Закинув ноги в грязных носках на спинку дивана, он с облегчением выдохнул: