Дети апокалипсиса

Но нет. Буквально через минуту мимо нас проносятся давнишние третьеклашки в полной эмчеэсовской экипировке. Разматывают рукава, деловито перекрикиваются, сверкают надраенной медью.

Мгновения слаженной работы, и мощный напор воды бьет в пламя. Казалось бы, пожарный рукав под давлением в десять атмосфер, способный снести строительные леса с крыши девятиэтажки, раскидает мелких пироманов как букашек. Но нет. Стоят герои, широко расставив ноги, и белозубо, по-стахановски, улыбаются. И давят пламя, давят!

Огонь уже практически загибается, когда к нам подходит их главный.

– Пожар ликвидирован. Чем будете оплачивать услуги?

– Чего? – Я буквально охреневаю от борзоты пионера.

Он совсем берега потерял? Мне семнадцать, за мной бойцы, на плечах пяток трофейных стволов!

Мелкий непробиваем:

– Можем взять оружием или жизнями тяжелораненых. Мы подобрали семерых, как раз хватит. А на следующий раз предупреждаю! Спровоцируете еще один пожар – чужаками не рассчитаетесь, возьмем с вас.

– Да я тебя… – мой рывок останавливает стальная хватка Ильи.

Быстрый шепот прямо в ухо:

– Саня, не кипятись. Про этих пиромантов какие только слухи не ходят. У каждого по сотне фрагов за спиной. Они ведь не только тушить могут. Отступи пока, расценки терпимы. Предъявят в следующий раз – примем в стволы.

Скриплю зубами, медленно гашу ярость.

– Хорошо. Забирайте хаджиевцев. Наших не трогать!

Пожарник меланхолично кивает. Он уверен в себе, ему приемлем любой вариант. На его плече шипит рация:

– Пожар в третьем детдоме. Пятая категория!

Кошусь в окно. Над далекими крышами детдома то и дело взлетают в небо тройки красных ракет. Отошедшие от стрельбы уши позволяют расслышать звуки далекого боя. Кто-то крепко наехал на Бугра. Пришел-таки к нему большой песец на мягких лапах… Накаркал вожак…

– Сворачиваемся! – короткая команда, и мелкие бойцы споро начинают скручивать шланги.

Время от времени в руках сверкают пожарные топорики – пироманты берут свою плату, добивая подранков.

Жмемся к стене, инстинктивно ощетинившись стволами. Как бы нас не перепутали с хаджиевцами…

Сверкая огнями и визжа покрышками, пожарка уносится в рассвет. Голубые блики мигалки скачут по испуганно замершим домам.

Пересчитываю своих. Слава богам – все на месте. Многие в крови, но не понять в чьей. Похоже, что больше всех досталось мне.

Прихрамывая, веду бойцов сквозь редеющий дым. Колючая проволока сорвана с креплений. С десяток обгорелых псиных туш запуталось в шипастой паутине.

Поднимаемся на двадцать четвертый. Стучу условным стуком, затем опознаюсь голосом. Закопченная дверь этажа со скрипом открывается.

В проеме – улыбающийся Алик с котом на плече. За его спиной – воинственные дети. Замурзанные лица, ножи и палки в руках.

Сграбастываю Алика и крепко обнимаю:

– Спасибо!

Кот перепрыгивает мне на плечи и радостно трется о волосы.

– Ура! – кричит Кир, вскинув к потолку окровавленную биту.

– Победа! – пискляво вторит ему Карина, размахивая пластиковым совочком.

Илья обнимает нас с Аликом. Чуть помявшись, в круг пристраивается Марик. Упираемся лбами друг в друга. Молча замираем. Со спины меня обнимают горячие руки Оксаны. Яна пристраивается к Марику, Юля несмело кладет ладошки на плечи Ильи.

Шепчу:

– Отбились, братья…

– Отбились… – вторят резко повзрослевшие парни и девчонки.

Алый восход символично красит небо кровью. Ночь зла – звуки стрельбы доносятся отовсюду. Город шумно просыпается…

Разжимаю руки. Чуть отстраняюсь.

– Все только начинается, ребята…

Вижу понимающие кивки.

Сбрасываю с плеч трофейное оружие. Сгружаю в угол боеприпасы. Друзья присоединяются, начинают скидывать трофеи в кучу.

Неожиданно Кир делает огромные глаза. Резко бросается к двери, всем телом врезается в нее, захлопывает, лязгает засовом. И тут же отлетает назад от мощного удара снаружи.

Полотно заметно прогибается.

– Бам! – еще один удар сотрясает дверь.

Сброшенный на пол Кир ошарашенно трясет головой и смотрит на нас:

– Бабушка проснулась…

Непонимающе морщу лоб.

– Э-м-м!!! – привлекая наше внимание, мычит Юля.

На ее лице ужас, палец указывает в окно.

Выглядываем наружу.

Город действительно проснулся.

Из подвалов, канав, неглубоких могил, окон и подъездов – буквально из всех щелей – лезли изменившиеся взрослые. Усохшие, почерневшие, сверкающие острыми клыками и царапающие стены ороговевшими ногтями.

В дверь продолжало монотонно ломиться чье-то тело.

Заставляя обернуться, на мое плечо осторожно легла чья-то теплая рука.

Оксана смотрела прямо в глаза. Близко-близко. От нее одуряюще пахло порохом, кровью и детским мылом.

– Саша, что же теперь будет?

Наклоняюсь, мягко целую пересохшие губы. Прижимаю девушку к себе.

– Будем жить, Ксана, будем жить!