Дети апокалипсиса

Ворвались в подъезд. Кто-то ахнул. Кажется, Марик. Зацепило‑таки куском стекла?

Мчимся наверх, перепрыгивая через ступени, легко отрываясь от девчонок. Лица перекошены. Сейчас кто-то умрет… Возможно, что и мы…

Чуть выше, этаже на восьмом, вспыхивает яростная перестрелка. Бахают ружья, хлопают пистолеты, звенит сталь. Крики ярости и боли сливаются с рычанием отступающей собачьей стаи, вновь попавшей в ловушку.

Хаджиевцы идут слишком плотно. Им бы раздаться в стороны, пропустить ошалевшую стаю. Но я четко представляю их дрожащий от адреналина строй на узких ступенях пожарной лестницы. Некуда им отступать, некуда…

Звуки боя все ближе. Стая стирает врага, прорываясь все ниже, платя жизнями за каждый пролет.

Как ни странно, первыми навстречу вывалились не псы, а бегущие хаджиевцы.

– Брысь! – хриплю слепо ломящейся на меня мелкоте.

А вот следующий уже постарше, и в руке у него бита.

Коротким ударом приклада сбрасываю его на ступени. Сзади хекает кто-то из моих парней. То ли от удивления, то ли усиливая добивающий удар.

Враг пошел гуще. Уклониться от шестиклашки, пнуть в колено парня постарше, жестко проводить прикладом в спину. И тут же, увидев в пляшущих руках врага ствол, выстрелить от пояса.

– Бум!!! – отдача выворачивает руки, уши мгновенно глохнут.

Минус один орган чувств, минус один противник.

– Бам! – запоздало добавляет кто-то из-за спины. Пуля рвет куртку на спине у раненого пацана.

Поток иссякает.

Сползают по ступеням несколько окровавленных фигур. У этих свои переживания. Нет для них окружающего мира вне зажатого руками разорванного горла или пузырящихся сквозь пальцы кишок.

Затем пошли псы. Не густо, все больше израненные, но по-прежнему опасные.

Я бы дал им дорогу, за нами поднимаются девчата…

Замираем стеной. Хлопают выстрелы, чавкает кровью сталь.

Илья принимает на грудь крупную овчарку. Мое сердце успевает тревожно сжаться, но вокруг парня на секунду вспыхивает защитный купол. Пистолет он давно выронил и поэтому яростно работает ножом.

Марик стреляет как метроном.

Тук-тук-тук…

Крохотные пульки‑мелкашки филигранно поражают уязвимые места. Вышибают глаза, рвут кадыки, дырявят височную кость… Хорошее умение…

Огромный окровавленный алабай прыгает из темноты. Все, что успеваю сделать, – подставить предплечье, защищая горло. Предки награждают за доблесть. Очередной дар на мгновение укрепляет плоть, не позволяя псу лишить меня руки.

Из-за моей спины выдвигается автомат и упирается в бок вожаку. Грохочет длинная очередь. Оглушая, ослепляя, разлохмачивая в кашу весь левый борт пса.

Перехватываю рукой опасно уводимый отдачей ствол, удачно стопорю прыгающий затвор. Очередь останавливается. Отпускаю оружие.

– Спасибо, Оксана, он сдох уже…

Резкая боль обжигает бедро!

– Бам-бам-бам!!! – вновь настойчиво лупит автомат, и я с ужасом вижу, как, отпустив лохматую шкуру пса, со спины зверя соскальзывает Булат. В его руке – окровавленный нож, а в затухающих глазах – умирает ненависть.

– Спасибо… – вновь с трудом выдавливаю из себя.

На секунду замираю, контролируя стволом наиболее опасный сектор. Сердце выпрыгивает из груди. Дыхание сбито, никак не могу надышаться. Глаза невольно косятся на Булата, сотрясаемого последними судорогами. Пули вошли в тощую грудь и вышли со спины, вырывая куски плоти с кулак размером, оголяя сломанные ребра и перебитый позвоночный столб.

Рядом со мной присаживается залитый кровью Илья. Торопливо щупает себя, удивленно хмыкает, затем осматривает уже меня.

Хмурится. Срывает с липучки аптечку быстрого доступа. Перетягивает жгутом пульсирующую алым фонтанчиком ногу, густо засыпает рану кровоостанавливающим порошком, пальцем прессуя его прямо в рану. Бинтует поверх штанины.

– Перезарядка! – удивительно профессионально информирует Ксюха.

– Держу! – откликаюсь, удваивая внимание в секторе ответственности.

– Готова! – щелкает затвором Оксана.

– У меня еще семь в обойме, – сообщаю напарникам.

– Четыре в клипе, плюс сотня россыпью. – Голос Марика звенит от напряжения.

– Три полных магазина! – зло скалится Оксана, – обула Бугра по полной программе…

Качаю головой – хана союзническим отношениям. Командую:

– Вперед, помалу…

Медленно поднимаемся по лестнице. На ступенях – кровь, гильзач, убитые и подыхающие псы и много-много пацанвы. Растерзанной, изорванной, исполосованной клыками как в бестолковом ужастике.

Отводим глаза, игнорируя тянущиеся руки. Лишь изредка нагибаемся, выбивая из руки и отбирая стволы, да наскоро шмоная на предмет патронов.

Торопимся. Наверх, к стелющемуся под потолком дыму, к отблескам пламени, к нашему дому, к друзьям, к неизвестности…

Двадцать третий этаж встречает стеной огня. Ненасытное пламя продолжает что-то жрать, выжигая кислород, находя пищу даже на голом бетоне.

Прикрывая лица футболками, беспомощно пялимся в огонь. Что делать?

Словно в ответ, с улицы доносится сирена пожарки. Мелькают синие проблесковые маячки. Неверяще косимся друг на друга. Галлюцинация?