Дети Арктиды. Северные истоки Руси

По народным воззрениям пребывание души на земле — временное, о земном бытии говорили «быть в гостях». Об умирающем говорили «домой собрался», а гроб в деревне до сих пор зовется «домовиной». На Русском Севере жизнь определяли так: «Мы здесь-то в гостях гостим, а там житье вечное бесконечное будет». Чтобы облегчить душе «вернуться», в месте, где лежит покойник, открывали двери, окна или заслонку в печи. Само понятие «душа» и то место, которое она занимает в русском языке, говорит и о мистицизме, и о русском космизме. Для него душа понятие простое и очевидное, как и то, что она вечна и нетленна. Для Европы загадочность русской души именно в этом, для европейца очевидно всегда было другое, первичность личности, Ego, и материи, у него вообще нет слова «душа», а есть «дух» (Geist), что в русском космосе совсем не одно и то же. В русском космосе нет Ego, и «личность» понятие поверхностное, вообще отсутствующее до XIX века, и почти такое же буквальное, как «физическое лицо», почти такое же иноземное, как «индивидуальность». Русский знает, что душа вечна, также как и то, что личность, «индивидуальность», смертна. В сказаниях Русского Севера водная преграда, разделяющая мир живых и мертвых, называется «Забыть-рекой». Пересекая ее на сороковой день после смерти, душа забывает все, что с ней было в мире живых, так уходит в «забвение» личность. У русских именно на сороковой день до сих пор совершается обряд окончательных проводов души умершего, умершей «личности».

Русскому духу чужд чисто западный ужас смерти, ужас западного экзистенциализма, и причина все в том же разрыве «коллективного бессознательного», в отсутствии в западном полярного пласта духа и традиции Воскресения. Только Север дает знание и экзистенциальный опыт того, что Ночь, Тьма вслед за смертью Бога, Солнца, неизбежны, но еще более веру, что Заря, Свет и сама жизнь, как производная, с еще большей неизбежностью возродятся вместе с воскресающим Богом, Солнцем.

* * *

Еще о «мистическом», а скорее, об архаическом: для русского вода — река, море, океан — является границей между мирами живых и мертвых. В народном сознании вода всегда опасная стихия, в воде обитает нечистая сила. В русском языке «море» из того же источника, что «мор» и «смерть». Возможно, исток этого в северном «коллективном бессознательном», в том, что Солнце в полярную ночь опускалось в море, в чертоги Вритры и что именно стихия воды стала причиной гибели Гипербореи. Похожие проблески остались и у древних греков, у которых река Стикс отделяет царство мертвых от живых.

Глава IV

НОЧЬ РОЖДЕСТВА И ЗАРЯ ВОСКРЕСЕНИЯ

Русское отношение к Солнцу, может, и есть то самое древнее и архаичное, на неком первичном клеточном уровне, то самое «коллективное бессознательное», что напоминает о зените пятой, северной расы. Маленькая, но замечательная деталь, только в славянских языках солнце имеет неразрывное ласкательное окончание «це», «се» (польск. Slonce, чеш. Slunce, серб. Sunce). Русский, кажется, последний, кто пронес, как свечу, в христианском мраке «языческие» праздники, и все эти праздники посвящены Солнцу. «Славяне веруют, — писал еще в середине XIX века знаменитый этнограф И. И. Срезневский, — в божественность солнца, называют его святым, владыкою неба и земли, призывают его на помощь. Славяне всегда больше всего почитали солнце, его называли праведным, чистым, светлым, святым. Избегали указывать на него пальцем, поворачиваться к нему спиной, считали его добрым, справедливым, защитником людей». Арабский писатель Ибрагим бен-Весиф-Шах сообщал, что славяне обоготворяли Солнце и что один из славянских народов праздновал «семь праздников, названных по именам созвездий, важнейшим из которых был праздник солнца».

Уникальна и поразительна Масленица, то, что никак не удалось попам в черном замутить своими палестинскими святыми, хотя и удалось оторвать от праздника весеннего равноденствия Солнца и привязать к мутной и непостоянной Луне. Где еще есть такой праздник нового Солнца? То же можно сказать о самой древней и самой сакральной пище солнцепоклонников, о русских блинах. Глиняные славянские сковороды начала первого тысячелетия нашей эры отмечены косым крестом, на них пеклись «солнечные блины». Еще одна грань между русским и европейцем — в пропасти между тысячелетним блином и безродным гамбургером.