За то время, пока старик ошивался в парке, я успел неплохо изучить его литературные вкусы. Высокая комната в центре дома была под потолок заставлена книгами. Были тут и новые издания, но по преимуществу старые тома. Антиквариат, раритеты, мечта любого букиниста. Первое издание Гете, Шиллер, запрещенный некогда Гейне. Кант, Гегель и еще целый выводок немецких философов (странно, что не обнаружил я среди них Ницше). Много трудов по древнеримской истории, от Тита Ливия до Плутарха. Книги на английском, на французском, на испанском, итальянском и даже на русском – например, рассказы Бабеля и стихи Пушкина и Мандельштама. Попалось и несколько японских и китайских томов. Учебники по физике, химии, астрономии и литературоведению, альбомы с репродукциями – старичок был не только полиглотом, а и вообще человеком широких интересов. От книг приятно пахло пылью и немного тлением. Глядя на эту коллекцию, я подумал, во-первых, что вот кого бы следовало назвать Книжником. Куда там Иамену – тот-то все на бегу читает, деловой наш, нет в нем основательного академического подхода. Во-вторых, понятно стало, что общего нашли некромант и бывший член «Анэнербе». Обсуждения любимых книжек им явно хватило бы на всю дорогу от швейцарской границы и до самого монастыря. Окна в библиотеке сделаны были из витражного стекла, и по темным переплетам бежали синие, зеленые и красные прямоугольники и ромбы, бежали до тех пор, пока солнце не рухнуло за крыши коттеджей на противоположной стороне улицы.
В прихожей стукнуло, скрипнули половицы, и под закрытой дверью библиотеки вспыхнула желтая полоска. Я подобрался. Сейчас или никогда: либо старик завопит от ужаса и огреет меня по башке своей тростью с пуделиным набалдашником, либо спокойно предложит опрокинуть с ним стаканчик вермута и побеседовать за старые времена.
Распахнулась створка двери, из прихожей внесло прямоугольник света. В прямоугольнике показался уже знакомый мне высокий, чуть сутулящийся силуэт. Будто и не замечая меня, старик, постукивая по ковру тросточкой, прошел к камину и повернул выключатель. В каминной пасти вспыхнуло искусственное, но почти неотличимое от настоящего пламя. Вернувшись к столу, старик засветил лампу, уселся на стул. В электрическом сиянии хозяин дома казался очень бледным и по-костяному хрупким. Когда он наклонил голову, сквозь седину по-младенчески зарозовела кожа. Как там у Осипа Эмильевича сказано? «Холодок щекочет темя, и нельзя признаться вдруг, – и меня срезает время, как скосило твой каблук». Перчатку с правой руки Отто не снял – возможно, донимала экзема. Или последствия концлагеря? Вытащив из кармана очки, старик протер их тряпицей и нацепил на нос. И только тут, кажется, заметил расположившегося на диване меня. Он не вскрикнул и не вскочил. Благожелательно улыбнувшись, Отто сказал по-немецки:
– Ну, здравствуйте, Клаус. Ко мне как раз вчера заходил ваш давний приятель (тут мое сердце ёкнуло – это какой еще давний приятель?) и мы вас вспоминали. Хотите кофе? Я себе налью, и вы присоединяйтесь.
«Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь», мрачно и тихо пробормотал я.
– Вы что-то сказали?
– Я не пью кофе. Можно закурить?
– Курите, Клаус. Мне казалось, вы бросили?
– Трудно отказаться от старых привычек.
Старик кивнул, проворчал что-то себе под нос и вышел из комнаты. За стенкой тявкнул пес, Отто забормотал успокоительно. Через пару минут он вернулся с кофейником на подносе и чашками.
– Это на случай, если вы передумаете. Отличный я вчера купил кофе в русском магазине…
Сюрреализм ситуации медленно, но верно начал зашкаливать. Я нервно вытащил из кармана серебряный портсигар и вставил в мундштук папиросу. Хорошо, что ребята на киностудии снабдили меня аутентичной зажигалкой и прочими причиндалами, а то красиво бы я смотрелся с пластиковым «Биком» и пачкой «Кента». Хорошие ребята, работают споро, не задают лишних вопросов – надо будет запомнить адресок. Надеюсь только, что они не сочли меня извращенцем, старательно готовящимся к садомазохистской оргии с нацистскими мотивами.
Пока я нервничал и возился с никак не желающей работать древней зажигалкой, Отто продолжал говорить, как ни в чем не бывало:
– Поверите ли, Клаус, лишь сейчас я начал понимать, какими мы все были наивными дурачками. Мы казались себе молодыми богами, спешащими на битву с драконом, и упрямо не хотели замечать, что дракон наш – никакой не дракон, а червяк, пляшущий на крючке у совсем других сил. Нити судьбы сплелись так аккуратно, что преступлением было бы нарушить их точный узор. Да у нас бы и не получилось…
Я прочел кое-что о заговоре, но недостаточно, чтобы долго поддерживать беседу в этом ключе. Надо было срочно менять тему. Я не нашел ничего лучшего, чем брякнуть:
– Как вы жили все эти годы?
Отто снова посмотрел на меня со старческой благожелательностью.
– Хорошо жил. Хотелось бы, конечно, пожить и еще, однако я и так нахватал у судьбы лишнего. Я не боюсь смерти. Скажите, Клаус, как оно там?
– А ваш вчерашний гость вам не рассказывал?