Дети Богов и Воинов

– Вот, – сказала я, и мой голос прозвучал резче, чем я ожидала. – Заварите эти травы в воде и пейте по утрам.

Я протянула девушкам мешочек с тертым имбирем и листьями петрушки. Их смех затих, и, поблагодарив, сестры побрели к своему ро.

– Такие бойкие, правда? – произнесла Лукреция не то гордо, не то виновато.

– Э-э, да уж, – пробормотала я, сожалея, что так резко оборвала беседу. Как же грубо, наверное, это выглядело со стороны. – И это прекрасно. Надеюсь, они всегда такими останутся.

– Не все с тобой согласны, – рассмеялась Лукреция, потирая предплечья ладонями. – Но раз уж ты находишь их не совсем несносными, может, хочешь сегодня с нами поужинать? Если, конечно, тебя уже не пригласил кто-то еще.

– Нет, сегодня вечером я свободна.

– Тогда увидимся позже. – Сжав на прощанье мою кисть, она последовала за дочерьми.

Сев на траву, я обратила лицо к солнцу – такому теплому, невзирая на позднюю осень. Внезапно меня охватила болезненная тоска, и я не могла взять в толк, отчего именно сейчас. Глубоко вздохнув, я отчаянно пыталась выбросить из головы лишние мысли и не позволить тяжелому гнету сдавить мое сердце, но никак не могла сосредоточиться. Совсем рядом вопили мальчишки, продолжающие скатываться с холма. Удивительно, но в этом гаме я легко различала пронзительный смех Броккана – самый чудесный звук на свете. Невидимый кулак в моем животе разжался как по волшебству.

Вечером Лукреция радушно приветствовала нас с Брокканом под соломенной крышей своего ро. Из котелка над очагом поднимался пар, наполняя комнату восхитительным ароматом. Судя по тому, что Броккан смотрел на котелок огромными глазами, чуть не капая слюной изо рта, он тоже находил запах соблазнительным.

– На прошлой неделе к нам заглянули купцы, торговавшие хариссой, это деликатес из Наварры. – Улыбнувшись с напускной скромностью, Лукреция взяла половник и разлила похлебку по пяти плошкам.

– Наварра? – Я порылась в памяти, стараясь вспомнить географические карты, которые изучала. – Королевство к югу от Франции? Ты оттуда родом?

– Да, – кивнула она, – но предки моего отца жили далеко на востоке.

Поглядев на аппетитную коричневато-желтую похлебку, я отправила в рот первую ложку – и тут же почувствовала приятное покалывание на языке и за щеками.

– Объедение! – Я тут же зачерпнула еще ложку. – Поверить не могу, что ты покинула родину, чтобы поселиться в Ирландии.

Лукреция посмотрела на меня, нахмурив лоб:

– Мне ведь не оставили выбора.

– Ой. Понимаю. – Внезапно у меня во рту пересохло, и я выпустила ложку из пальцев. Значит, она рабыня. Какая ужасная судьба. – Какой позор для Манстера, что король Бриан держит тебя в не…

– Нет, я уже не рабыня. – Голос Лукреции зазвучал веселее, но она все еще хмурилась. – Король Бриан запрещает подданным иметь рабов. Теперь я свободная женщина.

– Тогда почему ты до сих пор не вернулась домой на купеческом судне? – ляпнула я прежде, чем успела подумать. – Прости. Не хочу лезть в чужие дела.

– Не волнуйся об этом, – улыбнулась Лукреция и взглянула на дочерей. – Да, попав в неволю и став рабыней, поначалу я мечтала лишь о свободе и возвращении домой. Работорговцы жестокие люди, да и новый хозяин, купивший меня в Дублине, не отличался добротой.

– Ты сбежала?

Лукреция кивнула:

– Когда войско короля Амлафа разбили при Таре, мы с двоюродной сестрой отправились на юг в поисках купеческого судна, на котором мы могли бы уплыть домой. – Она с нежной улыбкой погладила щеку одной из дочерей. – А потом я передумала.

– Ты осталась в Ирландии, потому что любишь дочерей?

Глядя, как она смотрит на Фелицию и Марию, я понимала, что некогда сама точно так же смотрела на Ифу… а теперь – на Броккана.

– Любовь – единственная причина где-то оставаться, не правда ли? – Лукреция присела на скамью рядом с Фелицией. – Я до беспамятства любила мужа.

– Правда? – Я закашлялась. – То есть… Э… А как ты поняла, что полюбила его?

– Любовь – неуловимое чувство, но когда полюбишь, сразу это поймешь. – Взглянув на меня, она осторожно улыбнулась. – У тебя такой вид, будто я призналась, что влюбилась в козу.

Я постаралась сохранить непроницаемый вид под пытливыми взглядами ее дочерей.

– Нет, мам, – ухмыльнулась Фелиция. – Просто Фоула не верит в любовь.

– Ты не веришь в любовь? – ахнула Мария и тут же нахмурилась. – Как это ужасно.

– Вовсе нет, – пожурила ее Лукреция. – Я же говорила: не принимайте любовь за данность. Замуж следует выходить только за достойного человека.

Девочки послушно кивнули и снова схватились за ложки. Броккан, пропустивший разговор мимо ушей, облизнулся, наслаждаясь остатками похлебки. Лукреция подлила в его плошку добавки, и он посмотрел на меня с широченной улыбкой абсолютно счастливого человека. Как же приятно видеть его сытым и теплым, в доме, где нам рады.

Когда мы поужинали, дочери Лукреции отправились на улицу мыть посуду, а Броккан увязался за ними, желая помочь.

– Какие славные девочки, – сказала я, с улыбкой глядя, как быстро сестры приняли его как родного.