Тому, как научился за долгие годы отражать настроение одними лишь позами, не показывая закрытое капюшоном лицо, Кирилл был готов аплодировать. В Шамане, безусловно, пропадал великий актёр.
За время пути Кирилл привык к мысли, что численность населения на юге измеряется другими масштабами – не теми, что в Цепи. Дома-то в последние семнадцать лет население прирастало стремительно – переписей, разумеется, никто не проводил, но глядя на людей в собственном посёлке, Кирилл понимал, что и в других людей стало больше как минимум вдвое. И понимал, что рост будет продолжаться. При том, что их земле – за годы после того как всё случилось задавленной сорняками так, что за каждый квадратный метр приходилось сражаться не на жизнь, а на смерть, отвоёвывая посевы у подступающего леса, а потом спасая от заморозков – прокормить бы тех, что уже есть.
В первую очередь об этом думал Кирилл, уходя с отрядом на юг. Вспомнил вдруг, как заколотилось сердце, когда увидел живые, ничем не укрытые, но при этом не побитые ранним морозом поля.
Да! Он не ошибся. Здесь, на юге, внезапное похолодание не стало приговором. Здесь жизнь по-прежнему бьёт ключом – веник воткни в землю, прорастёт. С учётом того, что и летом тут наверняка уже не так жарко, как было – сюда можно переселять людей…
Та, ранняя эйфория, быстро сменилась разочарованием. Пониманием того, что в этой благодатной земле каждый шаг придётся отвоёвывать с оружием в руках.
Эти земли уже заняты. И тот, кто их занял, сделает всё для того, чтобы не пустить к себе чужаков.
– Вот так, значит, да? – горько пробормотал Кирилл.
Они топтались перед воротами. Кирилл не знал, к кому обращается. И говорил не для того, чтобы его слушали. Просто бормотал. Прорвало.
– Первая итерация – уничтожить всех, кто мешал. Что ж, получилось! В первый год после катастрофы – минус восемьдесят процентов населения земного шара, поздравляю. Вторая итерация – посмотреть на тех, кто выживет после первой. И теперь уже не жалеть даже детей. Дети гибли тысячами – начиная с тех, кто не мог себя защитить по малолетству, и заканчивая теми, кто убивал друг друга в междоусобных стычках. Ещё минус восемьдесят процентов от тех, что остались. Тоже неплохой результат. А теперь нам – тем, кто несмотря ни на что, выжил и снова устремился к тому, чтобы занять собой мир, озвучили новые условия? Так? Для того, чтобы жить, мы снова должны убивать друг друга?! Да хрен ты угадало, мироздание! – Кирилл вдруг понял, что мало того, что бормочет – вскинул над головой кулак. – Мы будем жить так, как мы – понимаешь,
Женщины замолчали. Смотрели на чужаков с настороженностью и опаской. Ну, ещё бы – такой бред нести, да ещё грозить кулаком небесам… Ну, и ладно. Пусть их думают, что хотят.
Когда Кириллу поневоле пришлось встать во главе адаптского посёлка, бремя, которое приносит с собой власть, он прочувствовал в полный рост. Помнил, как читал тогда статьи о людях, чьи речи приковывали к себе внимание миллионов – Кастро, Че Гевара, Гитлер, Сталин, – и постепенно начал понимать, чем эти люди держали внимание толпы.
Неприкосновенность вождя. Внушение мысли, что уж я-то знаю нечто, вам недоступное. И, вместе с тем – свойский ленинский прищур, отеческая улыбка Сталина, революционная исступлённость Че Гевары. Понять бы ещё, что это было – игра на публику, или реальная уверенность в своей непогрешимости?..
Умом Кирилл понимал, что именно так и нужно управлять людьми – даже если за душой пустота. А сердцем принять не мог. В этом плане до кумиров далёкого прошлого ему было, как до звезды пешком.
Кирилл не любил и не хотел врать. Если чего-то не знал, так и говорил: я не знаю. Он, если совсем уж честно, и управлять-то никем не хотел! Задарма не встряла никакая власть.
Понимал, что нужно делать. Знал, что люди ему верят. Что пойдут за ним, куда бы ни позвал. Все посёлки Цепи поднимутся… Но мечтал о другом. Кирилл хотел, чтобы люди научились думать сами. Сами решали, что им нужно! Он когда-то выбрал такой путь для себя – и хотел, чтобы каждый выбирал свой. В душе порой всё ещё взывал к неведомым силам. Образумьте людей! Ну, пожалуйста!
Так он впервые взвыл, когда поселился у адаптов – и его, узнав о беременности Стеллы, сгоряча чуть не записали в ожившие боги.
Когда на подходе к Владимиру Кириллу стреляли в спину; в ту ночь его спасла Лара, ехавшая рядом. Кирилл ахнуть не успел – будущая жена толкнула в плечо, и тем самым уберегла от смерти.
Когда в одном из поселков какая-то ненормальная чуть не задушила Кирилла насмерть, с криком «Хочу от тебя ребенка!» бросившись ему на шею. Джек тогда ржал, что не на того бросилась. «Ты б хоть сообразил стрелки перевести! Типа, я-то – извиняй, подруга, женатый, а вот есть у меня знакомый один…»
В общем, всё, чему Кирилл научился за прошедшие годы, это худо-бедно не выражать свои чувства мимикой. Удавалось такое не всегда, и капюшону Шамана он сейчас от души завидовал.
Толпа, собравшаяся у ворот, стояла на месте.