Черная машина, прибывшая через час с небольшим в Константиново, наделала в деревне много шума. Все видели, как из дома Татьяны Федоровны Есениной вышел Костя в сопровождении двух крепких парней, сел в машину и куда-то уехал.
Только в Москве, в МУРе, ничего не понимающему Константину поднесли к глазам фотографию убитой матери. Никто не ожидал, что он потеряет сознание.
«Муровцы привезли меня в квартиру прямо с дачи в Горенках, – позже рассказывала, уже все проанализировав, Татьяна. – Я осмотрела шкафы, полки, ящики – все есть. И это, и многое другое говорило о том, чего сознание не хотело принимать, – приходили только для того, чтобы убить. Предположение, что замешаны те, кто ранее опечатывал кабинет и наблюдал за квартирой, не могло не возникнуть сразу… Кому как не им было знать, что в квартиру легко проникнуть без взлома (в кабинете дверь на балкон оставалась незапертой, к балкону примыкала керосиновая лавка, опечатанная дверь, ведущая из кабинета в «желтую» комнату, тоже была незапертой). Знали они и о том, что Костя уехал. Перед отъездом он спал в одной комнате с матерью – и моя, и его комнаты тоже были опечатаны, домработница спала в другом конце квартиры…»
Константин был уверен, что «следствие по этому «делу» велось очень бестолково и бессистемно, сомневаюсь и в том, что оно было добросовестным. Ведь известно, что внутренними делами тогда уже ведал Берия, и этим многое сказано…».
В МУР вызывали всех близких, друзей семьи, мало-мальски знакомых. Было задержано пятнадцать человек, которых после выматывающих душу допросов все же отпустили. Усердно отрабатывалась версия убийства с целью ограбления. А что? Квартира богатая, грабителям было чем поживиться. Кто-то что-то говорил об исчезнувших из дома золотых часах и золотом же портсигаре Мейерхольда.
– Ерунда! – убеждал следователей Костя. – Это миф. Ограбления не было, было одно убийство. Мейерхольд никогда не имел ни золотого портсигара, ни часов. Да если бы они у него и были, то их бы конфисковали еще при обыске, который произошел сразу после ареста Всеволода Эмильевича в Ленинграде. Ведь при арестах и обысках все золотые вещи конфискуются…
– Откуда вам это известно?
– Да так, люди говорят, – смутился Константин.
– Кто именно говорит?..
Домработница Лидия Анисимовна Чарнецкая, служившая Мейерхольдам уже седьмой год, пробыла в больнице около недели и потом приехала в Балашиху. Но через два-три дня на дачу явился вооруженный наряд, и женщину под конвоем увезли на Лубянку. О ней не было ни слуху ни духу около трех месяцев. Потом она вернулась. Неузнаваемая, вся черная, глаз не поднимала. Сказала только, что ей ни о чем нельзя говорить. Быстро собрала вещи и уехала на родину, в Витебск. Сгинул и дворник Сарыков, который на одном из допросов сдуру ляпнул, что видел тем самым утром, как двое незнакомых людей, которые удалялись от их дома, сели в поджидавшую их черную «эмку».
Слухов по поводу убийства Райх по Москве блуждало множество. Ей и при жизни к ним было не привыкать. После ареста Мейерхольда Зинаиду Николаевну преследовал злой шепоток: «Демоническая женщина… Играючи разрушила жизни двух гениальных мужчин. И Есенина, и Мейерхольда…»
Кумушки говорили, что негодяи якобы выкололи Зинаиде глаза, ведь всем же известно, что в момент смерти зрачки жертвы способны, как фотоаппарат, зафиксировать увиденное в последнее мгновение, а значит – и лица своих убийц. Болтали, что Зинаиду Николаевну изнасиловали то ли перед убийством, то ли уже умирающую… Некоторые были уверены, что убийство Райх – дело рук антисемитов. Но их урезонивали: Зинаида Николаевна из немцев…
Когда следствие было закончено и наконец поступило разрешение похоронить убитую, Николаю Андреевичу Райху позвонил Москвин, народный артист, депутат Верховного Совета СССР, и сухо сказал: «Общественность отказывается хоронить вашу дочь…»
– Я похороню сам, – сказал гордый Райх. – Об одном прошу вас: остановить выселение детей из квартиры. Требуют, чтобы они немедленно…
В ответ Райх услышал:
– Я считаю, что выселяют правильно.
Гроб с телом Зинаиды Николаевны разрешили завезти домой из института Склифосовского ровно на полчаса.
«В назначенный час у подъезда на Брюсовском, – рассказывала Татьяна Есенина, – встали в две шеренги молодые люди в одинаковой штатской одежде и никого не пускали, кроме своих. Они же сопровождали нас на кладбище и стояли у открытой могилы…» Зинаиду Николаевну похоронили на Ваганьковском, неподалеку от могилы отца ее детей, Сергея Есенина. В гробу она лежала в черном бархатном платье Дамы с камелиями.