Дети иллюзий

– Что я, дура совсем, такого мужика отпускать! Сам подумай: я с ним, как сыр в масле катаюсь, тьфу три раза – одета, обута, упакована по полной программе. У нас отдельная квартира с евроремонтом, машина, правда, советская, но зато новая, работа у обоих хорошая… Чего ещё надо-то? Я со всем этим ни за какие коврижки не расстанусь, даже из-за каких-то там блудей. Ну, сам подумай…

Действительно, подумать есть о чём.

– Мне это не очень понятно, – говорю я, вставая с кровати, – я с тобой спорить не буду, просто мне кажется, что всё должно быть как-то по-другому.

– По-другому, это, прости, как?

– Ну, не знаю… по любви…

Светка ржёт, как полковая лошадь:

– Ой, насмешил! По любви! А у тебя, с теми двумя, от которых ты сбежал, тоже по любви было?

Хороший вопрос. Я бы даже сказал, очень хороший.

– Ты будешь смеяться, Свет, но по любви.

Светка поворачивается на бок, принимая позу Венеры Урбинской.

– А знаешь, Лера, а я тебе верю. У меня с тобой тоже всё было по любви, потому что я тогда дура была. Теперь я умная, и больше таких глупостей не наделаю.

Смотрю на «Венеру», и вижу в её глазах то, чего никогда не видел – ум. Или, если хотите, мудрость. Не хитрость, не лукавство, а именно мудрость. Теперь она и не «Венера» вовсе, а молодая и успешная Middle class woman[15], только голая.

«И когда это все вокруг меня успели измениться? – думаю я. – Почему мне никто не сказал?»

– Ты чего так на меня смотришь? – удивляется Светка. – Что-то не так?

Сажусь на краешек кровати:

– Как тебе сказать… Последнее время я что-то слишком часто стал чувствовать себя дураком. В том смысле, что всё и вся вокруг меня меняется, а я как будто на месте стою. Дело даже не в машинах, квартирах и дачах. Я словно растение в саду, которое почему-то забывают поливать – вокруг всё колосится, а я так и остался с тремя листочками.

Светка проходится по мне взглядом, в котором скепсиса больше, чем иронии.

– Да лишний листочек тебе сейчас не помешал бы, – заключает она.

Инстинктивно прикрываю руками самое дорогое. Светка довольная моей реакцией, улыбается:

– До чего же вы, мужики, чувствительные…

– Извини, не понял?

Светка машет на меня ладошкой, мол, не бери в голову.

– Я, кажется, понимаю, о чём ты, – произносит она серьёзно, – не обижайся, но я чувствовала похожее, когда мы с тобой вместе были. Помню это состояние прекрасно. Действительно, все куда-то бегут, что-то делают; женятся, разводятся, детей рожают, за бугор валят, работу меняют, с ума сходят, умирают… а я, словно статуя в Эрмитаже, где стояла, там и стою. Что-то нужно изменить, чтобы… – Светка делает длиннющую паузу. – Надо тебе жениться, друг дорогой. Тогда всё как рукой снимет. Обещаю.

– На ком, не подскажешь?

– Да хоть на одной из тех, от которых ты сегодня сбежал. Кстати, который час?

– Десятый, – отвечаю я, глянув на будильник, – почти половина.

Перевернувшись на живот, моя старая/новая любовница из Венеры Урбинской превращается в сытую домашнюю кошку, только что глаза не светятся. Берёт меня за руку и тащит обратно в постель.

– Давай-ка ещё разок, и харэ…

Я, понятное дело, не сопротивляюсь.

Мы только что сделали то Светкой то, что было для всех советских детей запретным и грязным. Лежим теперь рядом, но при этом каждый где-то в другом месте. Конечно, за неё с уверенностью сказать нельзя, но я-то уж точно не здесь. Точнее сказать, не сейчас.

Мне вспоминается, как мы ней сделали «это» в первый раз на кровати её родителей в зимние каникулы 1991‑го года. Как долго-долго топтались вокруг да около, не решаясь перейти к самому главному; как потом стремительно раздели друг друга и, словно за нами гнались директриса с военруком, молниеносно разделались с нашей девственностью. Всё произошло настолько быстро, что ни я, ни она так и не поняли, что же мы такого наделали, и для того, чтобы во всём как следует разобраться, пришлось через некоторое время повторить. Странно вспоминать это теперь, будто и не с нами было. Смешно и грустно.

– Ладно, мне пора, – говорит Светка, потягиваясь, – вызови мне, пожалуйста, таксо.

Нехотя поднимаюсь. Такое ощущение, что весу в моём некрупном ещё теле основательно прибавилось. Прохожу через всю комнату к журнальному столику, на котором гнездится телефон. Кивнув голому гражданину с постельной причёской на голове в зеркале серванта, набираю записанный на краешке газеты номер и заказываю машину. Усталый женский голос говорит мне, что её придётся ждать минимум час.

– Час, – сообщаю я и кладу трубку.

Светка шумно вздыхает:

– Тогда я в ванную.

Встаёт и, виляя задом, следует в конец коридора.

Час, так час… Щелкаю выключателем торшера, от которого несёт побитым молью советским уютом, как, впрочем, и от всей моей квартиры. В комнату возвращается темнота. Её разбавляет только свет от далёкого фонаря с улицы и фары редких авто. И ещё полоска света из-под двери в ванной. Судя по шуму листвы за окном, приближается гроза.