Дети, которые хотят умереть

Андрей уставился на бесцветного, но Лис неподвижно улыбался синим иглам. А затем сказал:

– Андрей, убери меч.

И Смирнов понял: ничья кровь не прольется.

Лис так часто произносил это сочетание: личное имя и приказ из двух-трех слов, и это так часто срабатывало, что у дайме выработался рефлекс подчиняться трехпалому не рассуждая.

«Ждан, съешь яблоко».

«Ефрем, возьми девчонку».

«Серали, срази наглеца».

«Глеб, оголи меч».

Каждый приказ отвечал Духу дайме, его телесным позывам и тайным желаниям. Лис отдавал десятки, сотни приказов, исходящие от них импульсы поступали в мозг дайме, тесно переплетались с удовольствием от съеденных яблок или истыканных девчонок, или убитых наглецов, – и эта связь крепла с каждым новым приказом.

Эта связь так окрепла, что дайме вскоре наслаждались, просто исполняя приказы Лиса, любые приказы.

«Глеб, свяжи мальчишку… Глеб, выйди за дверь… Глеб, не слушай крики».

Эта связь породила у самураев новый рефлекс. Рефлекс беспрекословного подчинения.

«Серали, следи за другими дайме… Серали, следи за наложницей… Серали, следи за Стасом… Серали, докладывай мне».

И дайме возбуждались каждый раз, когда Лис называл их по имени. Противостоять рефлексу не хотелось, ведь он обещал наслаждение. И наслаждение приходило, а вместе с ним и уверенность, что будет награда.

«Адам, на колени… Адам, закрой глаза… Адам, открой рот…»

Лис прекрасно знал тайные желания дайме и удовлетворял зов нутра каждого.

«..Адам, не подглядывай… Адам, лижи, води языком… Адам, часто-часто».

Даже если приказы претили прихотям дайме, никто не ослушивался Лиса. Личное имя и два-три слова околдовывали как магическое заклинание, обещали вскоре восполнить небольшую жертву мешком яблок, дюжиной наложниц и горой вражеских трупов.

«Ждан, отдай порцию Амуровой».

«Ефрем, забудь рыжую».

«Серали, не сегодня».

«Глеб, отпусти меч».

– Позже ты мне расскажешь, – сказал Андрей.

Новичок убрал катану в ножны и словно растворился в тусклом свете ламп. Иголочный взгляд пропал, дыхание утихло, почти исчезло, а лицо с телом застыли. Взгляд Смирнова скользил по новичку, как по неживым стенам и партам, ни за что не цепляясь. Новичок словно окаменел.

– Впервые на совете дайме так тихо, – произнес Лис. – Помимо клана Красоткина, нам может грозить голод. Коваль-сан, поясни, сколько порций раздали в столовой за последние два дня.

Коваль зашуршал страницами в тетради.

– Три сотни и три десятка порций выдали на обед в субботу, ровно три сотни порций – на завтрак вчера и две сотни пять десятков порций – сегодня на обед.

– Пятые и шестые классы как самые слабые голодают третий день, – сказал Лис. – Если порций дальше будут давать все меньше, еда достанется только десятым и одиннадцатым классам. Остальные ослабеют и пробудятся от иллюзий.

Дайме молчали, только живот Рябова забурчал громче.

– Крысы в подвале, – сказал Глеб.

– Нету крыс, только сегодня проверял подвал, – вздохнул Ждан, – зато полно Черных Змеев, они крыс и выловили.

– Зачем? – спросил Глеб. – Эти гады точно не голодают.

– Усами Ахметов-сан пресытился своими наложницами, – засмеялся Казаков, – бородатая дубина возжелал мохнатых оргий.

– Говорят, Ахметову-сан нравится заставлять своих наложниц лакать сырую крысиную кровь, – поморщился Смирнов.

– Девятый этаж, – сказал Лис, – правое крыло, четвертая комната.

– В этой комнате живет Видждан-сан, – встрепенулся Смирнов. Самурай с небесными глазами облизал губы. Вот и награда за все те разы, что Адам стоял на коленях с закрытыми глазами и часто-часто двигал языком. Лизал что-то твердое и соленое. Бе-е.

– Не только, – сказал Лис. – Помимо черномазой наложницы в комнату каждый вечер приходят два красоткинских самурая. На всю ночь.

– Зачем двое? Что они стерегут кроме наложницы? – спросил Глеб.

– Рыбу в жестяных банках, – сказал Казаков, – коробки «Сердечного», пакеты с сыпучим печеньем. В мусоре, который чистоплюи тайком выбрасывают ночью в бак за школой, полно крошек. Зажрались, крысы!

– У раздатчиков в столовой тоже есть тыкалки, – сказал Лис. – За рыбу с печеньем Красоткин мог дать им потыкаться в Апостолову-сан. Или в черномазую наложницу.

– Видждан-сан, – вздохнул Смирнов.

Взгляд новичка снова стал острым.

– Разбудишь красоткинских ради сыпучего печенья? – спросил Сингенин.

– Кто я такой, чтобы решать судьбу клана? – улыбнулся Лис. – Я – простой сэме, ваш смиренный слуга. Уважаемые дайме, только вы распоряжаетесь кланом Охотникова, ведете нас к победам и похвалам учителей. И сейчас вы решите, как мы достанем еду. Нападем на комнату черномазой или нет?

Дайме молчали.

– А как вам идея обменять в столовой Амурову-сан на еду? – вдруг сказал Рябов. Дайме мрачно посмотрели на круглолицего самурая.

– Тогда клан Красоткина первым нападет на Сингенина-сан завтра, – сказал Глеб, – и нам все равно придется драться с чистоплюями. Дабы отомстить.

За мой труп, понял Андрей. Он смотрел на острые крюки в словах иероглифа «подчиняться, покоряться, признавать».

– Сегодня же нападем на комнату черномазой, – сказал Глеб, и никто не возразил. Один Смирнов прошептал: «Видждан-сан».