Памятка бусидо. Раздел четвертый: Долг чести перед именем. Постулат первый: «Ученик взвешивает каждое слово и, прежде чем открыть рот, убедится сотню раз, что скажет правду».
Андрей сказал:
– Я этого не знаю, сенсей.
– Скольких учеников ты хочешь убить на уроках?
– Двоих.
– Зачем?
– Чтобы отчислиться из школы Катаны.
Директор не мигая смотрел на Андрея, затем побарабанил пальцами по столу.
– Хм, – сказал Баюнов, – в твоей прежней школе учеников отчисляли?
– Нет, сенсей. В Михеевской школе не было такого наказания.
Директор придвинулся к черной плоской коробке на столе и нажал несколько клавиш на ней. Затем повернул коробку широкой стеклянной стороной к Андрею.
В пространстве за стеклом мелькали быстрые картинки.
– Ты правильно заметил, что это наказание, – сказал директор, – посмотри же на него.
Быстрые картинки перенесли Андрея в незнакомый большой актовый зал. Толпа учеников в серых кимоно бурлила перед пустой сценой. Деревянный помост приблизился к Андрею так резко, что его чуть не стошнило, и ученик увидел: сцена не пуста. На лакированных досках сидел на коленях поникший невысокий ученик шестого-седьмого класса. Руки и ноги ученика так крепко связали разлохмаченной веревкой, что и пяткой не двинуть.
– Этого ученика звали Косолап-кун, – сказал директор, не глядя в коробку, – он три раза прервал учителя.
Красная доска.
Ученики широко раскрывали рты и тянули к связанному шестикласснику руки. Коробка лаяла на Андрея тонкими голосами, орала и визжала. Сотни согнутых, дрожащих от злости пальцев не дотягивались до края сцены и бессильно стучали по вертикальным доскам. Дробный стук легиона рук сотрясал черную коробку на столе. Тук-тук-тук.
Почти как грохот плевалок. Почти как «Тра-та-та-та».
– Вся школа ненавидела Косолапа-кун, – тихо, не перекрывая шума толпы из коробки, сказал директор, – он опозорил себя перед учителем, а значит, опозорил их всех. Так здесь учат.
На сцену вышли завуч Буглак и долговязый страж в черном. Ученики замерли, ор оборвался. Завуч Буглак держал в руках голый вакидзаси.
Внутренний волк прижался черной мордой к прутьям клетки. Зверь тоже наблюдал.
Завуч и страж подошли к Косолапу. Буглак что-то сказал мальчику, ученик согласно кивнул.
– На самом деле Косолап-кун нарушил запреты школы ненамеренно, – вдруг сказал директор. И посмотрел в окно на застывшие в небе испарения воды.
Страж вынул из-за пояса короткий нож, наклонился над учеником и разрезал путы. Мальчик стряхнул лохматые веревки с рук.
– У Косолапа-кун с рождения плохой слух, а у Сухого-сенсей голосовые связки с годами постарели и размякли. Как ученик и учитель они не подошли друг к другу.
Мальчик был свободен. Бывший узник поклонился завучу, не вставая с колен.
Андрей удивленно обернулся к директору. Впервые за многие годы переведенный восьмиклассник улыбнулся.
Теперь директор смотрел неотрывно в черную коробку. Пластина лица была как всегда без выражения, но темные глаза вдруг сузились, и мягкость в них превратилась в усталость.
Андрей повернулся обратно к быстрым картинкам. Улыбка сошла с губ.
Мальчик не поднимался с колен. Буглак протянул вакидзаси Косолапу. Небольшие ладошки крепко обхватили длинную прямую рукоять.
– Никакое упущение, ни физическое, ни духовное, – тихо сказал директор, – никакая тяжелая ноша не может оправдать бегство от позора. Так здесь учат.
Мальчик высоко поднял вакидзаси над головой. Короткий меч завис в воздухе на одну вытянку. Взжик.
Резко опустился.
Директор нажал клавишу на коробке.
– Из школы Катаны отчисляются одним путем, – сказал директор, – и это Истинный Путь.
Быстрая картинка замерла. Актовый зал окаменел.
Косолап-кун застыл с размазанным в воздухе возле живота клинком. Застыл на границе жизни и смерти.
– И все же, Сингенин-кун, скольких учеников еще ты убьешь на уроках?
Лицо Андрея превратилось в маску-забрало на самурайском шлеме, его глаза и губы, нос и щеки застыли, как охлажденная в воде кузни жесть.
– Ни одного, – прошептали губы маски, – сенсей.
2
Когда директор отпустил Андрея, уже шла перемена. Редкие серые тени с заткнутыми за оби катанами и тетрадками перемещались по коридору четвертого этажа. В прозрачной конуре три стража тихо разговаривали. Андрей не помнил, как давно прозвенел звонок. Одну столовку назад? Две, пять, десять? Сколько у него времени?