Дети, которые хотят умереть

– Чем же я вас огорчил? – спросил Баюнов.

На другом конце IP-канала Говкина хлопнула ладонью по столу, ее изображение задрожало.

– Теперь играете дурака? – крикнула референт. – Я доверила вылечить его, а не угробить!

Жевательные мышцы на массивной челюсти директора скрутились бурыми червями.

– Тогда вы неверно понимаете, чем мы здесь занимаемся, – медленно сказал Баюнов. – Мы не лечим людей, мы их создаем.

Вранье. На самом деле, мы только их гробим.

– Цель нашей работы – привить пациентам социально-значимые восточные ценности: искренность, долг, благодарность.

Разве что в параллельной вселенной.

– Наши воспитательные методики подражают системе обязанностей и общественного долга Японии – страны с самым меньшим количеством убийств. Посредством духовных практик даосизма мы учим пациентов преодолевать свои желания, вместе с канонами конфуцианства прививаем им верность обществу, а через заповеди буддизма убеждаем их в греховности человекоубийства.

Это не было бы враньем только в мире, где министерством правды называют орган, который беспрерывно фальсифицирует статистику и исторические факты.

– Когда пациент прибывает к нам, первые четыре года персонал контролирует его во всем. Жизнь пациента до пятого класса полностью безопасна.

Щепотка правды.

– Так было и с вашим сыном, Светлана.

Ого. Открылся конкурс на звание «самой высокопоставленной матери чудовища».

Лицо Говкиной вытянулось, нижняя губа оттопырилась, обнажив тонкие зубы с просевшими деснами.

А вот наши пациенты не болеют пародонтозом – похвастался бы Сошин.

– Вы – дьявол! – прошипела референт. – Место ваше в тюрьме, и я отправлю вас туда намного раньше, чем через четыре года.

В черном стекле окна губы Говкиной растянулись в кислотном оскале Ехидны, уродливой матери Цербера, Химеры, Сфинкса и других монстров.

– Все мерзости, что вы скрываете в стенах вашего склепа, откроются на публичном суде, – сказала Говкина.

Вряд ли. Все, что происходит на территории школы, строго засекречено правительством.

– Моя школа ничего не скрывает от общественности, – сказал Баюнов.

Черпак вранья.

– С пятого года пациентам дается некоторая свобода действий внутри стен школы, – сказал Баюнов, – так мы должны убедиться, что пациенты знают свое должное место и прониклись ценностями, которым их учили.

Суп с враками почти готов.

Говкина сказала:

– Он умер на одиннадцатом году жизни! Кто его убил?

– Такой же пациент.

– Вы допустили это!

– Мы не видели смысла его спасать. Ваш сын еще не стал человеком.

Никогда не стал бы.

Глаза Говкиной сузились. Референт президента сказала:

– Прежде чем я вырублю связь и займусь тем, чтобы низвергнуть вас в ад, скажите мне последнюю вещь.

– Не сосчитать, – сказал директор. – Выпускаются всего около полтора процента от числа поступивших.

Говкина пошатнулась на стуле. Директор подумал и уточнил:

– Меньше процента. Десяток голов из тысячи.

Говкина молчала. Уголки ее губ опустились почти до горизонтальной линии подбородка.

– Этот один процент обычно подписывает контракт с армией, – сказал Баюнов.

Всегда, выпускников всегда отправляют в горячие точки. Где они пропадают в пучинах войн. Пушечное мясо. Хворост для розжига боевого огня. Прах, бесследно развеянный по ветру.

Говкина потянула руку вперед – видимо прервать звонок.

– Хотите увидеть, как умер ваш сын? – вдруг сказал Баюнов.

Рука Говкиной замерла, потом убралась под стол. Одно тихое слово вылетело из динамиков:

– Показывайте.

Директор нажал всего две клавиши на клавиатуре. Файл с записью лежал наготове.

Чушкин подался ближе к окну. На черном зеркале нарисовалась темная комната с витками труб и ржавыми потеками на стенах. На одном стуле сидели двое: ученик повзрослей залез на колени младшему. Кто именно – в отражении не разглядеть. Старший ученик навалился всем телом на маленького мальчика и душил его. Чушкин просто смотрел в окно, и у него в голове начала всплывать задача № 13 из старого задачника:

«Ваш несовершеннолетний сын достает из рюкзака ружье…»

В это время ученик, который душил, кричал в объектив камеры что-то про учителей, которым нравится куда-то смотреть.

«…Вопрос: Убьете вы вашего сына?

Говкина закрыла лицо руками.

– Боже мой,– сказала антимать века, затем ее словно прорвало, она закричала:

Нет!

Господи!

Нет!

О боже!

Бедный ребенок!

Прости!

Я не виновата!

Сынок!

Я не хотела этого!

Дорогой!

Интересно, как доктор Сошин лечит приступы истерии у пациентов. Дает валерьянку? Поит метаквалоном? Колет морфий? Шоколадная подачка – заесть тревогу?

В черном окне зареванная Ехидна лупила кулаками по столу и орала:

– Ты, кусок дерьма, ты убил его! Загубил мое дитя! Я посажу тебя на электрический стул! Изжарю до треска костей нахрен! Или твою жирную тушу расстреляют! По меньшей мере жди укол смерти! Как-нибудь ты сдохнешь, сволочь!

Директор сказал:

– Светлана, не хотите посмотреть, как референт президента говорит «дерьмо» и «нахрен»?

Говкина плюнула в камеру и потянулась, чтобы выключить связь.

– А как она называет «бедным ребенком» существо с положительным тестом Кассандры? – сказал Баюнов. – Я записал весь разговор. Всю вашу женскую истерию.