Дети луны(Смерть на брудершафт. Фильма четвёртая)

Выплеснувшийся из земли фонтан земли, чёрные комья во все стороны. Человечки с разинутыми ртами, с винтовками наперевес. Тонущий в море миноносец. Длинный ряд деревянных гробов, священник с кадилом. Травянистое поле, сплошь покрытое трупами. Пулемётное гнездо: ствол “максима” сотрясается, пулемётчик бешено разевает рот - что-то кричит. Но не слышно ни криков, ни пальбы, ни разрывов. Лишь журчит меланхоличное фортепьяно да сладко подвывает скрипка.

Кинохроника войны заставила Алексея на несколько мгновений забыть о задании, о клубе-кабаре, о колоритных соседях. Он побывал там, где убивают и умирают, видел всё это собственными глазами. Он лежал на таком поле, из его простреленного тела горячими толчками била кровь.

Передёрнувшись, Романов поглядел по сторонам. Публика заинтересованно смотрела на сцену, словно ей показывали какой-то забавный, оригинальный аттракцион.

“Эх, господа белобилетники, папенькины сыночки, уругвайские, мать вашу, подданные, - мысленно обратился прапорщик к детям полунощного светила, - взять бы вас всех, да в маршевую роту, да на фронт! А барышень - в госпиталь, за ранеными ухаживать”. Но представил себе этакого Мальдорора в обмотках, со скаткой через плечо, Экстазу в переднике с красным крестом и сам фыркнул. Как-нибудь обойдётся медведица-Россия, лесная царица, без таких защитничков. У всякого крупного зверя в шкуре водятся блохи и прочие мелкие паразиты. Лишь бы не энцефалитные клещи.

Он перевёл взгляд на Шахову. Та по-прежнему аплодировала, слабо и беззвучно сдвигая узкие ладони. Её губы были растянуты в вяло-выжидательной улыбке.

Оказывается, хроника была всего лишь заставкой к номеру. Из-под рампы начал сочиться голубоватый холодный свет. Экран побледнел, картинки войны не исчезли, но превратились в призрачный фон, в задник.

На сцену под аплодисменты и крики (“Селен! Селен!”) плавной походкой вышел человек с неестественно длинным брезгливым лицом. Одет он был настоящим денди - чёрный смокинг с атласными отворотами, белая накрахмаленная рубашка. Только вместо галстука на шее толстая и грубая верёвка висельника.

Человек изящно отбросил со лба длинные волосы, властно взмахнул рукой в белой перчатке, и шум в зале смолк.

Фортепьяно заиграло живее, вкрадчивей. К скрипке присоединился фагот. Но музыкантов было не видно. По бокам с обеих сторон стояли белые, разрисованные хризантемами ширмы, прикрывая вход за кулисы.

Будет петь, подумал Романов. Но висельник не запел, а протяжно, подвывая и растягивая звуки, продекламировал:

Косит поле сорноеДевочка проворная,Девочка весёлаяС длинною косой.

Из-за ширмы, подбоченясь, выплыла павушкой дева в русском сарафане. Лицо у неё было закрыто белой маской: скалящийся скелет. Девочка Смерть покружилась в танце, потянула себя за длинную-предлинную золотистую косу - и выдернула. Коса была прямая - очевидно, с металлическим стержнем. Танцовщица согнула её на манер буквы Г и стала размашисто косить воображаемую траву.

Ага, это мелодекламация с пантомимой, понял Алексей. Модный жанр.

Всё равно ей, ветреной,Лопухи ли, клевер ли,Злаки или плевелы,рожь или фасоль.

С другой стороны сцены появился некто в облегающем костюме из серебристой чешуи. Распластался по полу, заизвивался: то скрутится кольцом, то за-змеится ручейком, то выгнется дугой, то подкатится Смерти под ноги, то метнётся прочь. Казалось, что в теле искусного мима нет костей, а если и есть, то резиновые.

Змейка серебристая,

Чистая, искристая,Увернётся, выскользнет из стальных сетей.Лишь трава ленивая,Пошлая, тоскливаяЛяжет - не поднимется.Ну и чёрт бы с ней.

Голос чтеца был рассеян и монотонен, сонные движения дисгармонировали с грациозным танцем Смерти и виртуозными извивами человека-змеи, но зрители смотрели только на поэта. Очевидно, он был главной здешней знаменитостью. Алексей Романов в последние месяцы был слишком занят учёбой и совсем перестал следить за литературно-художественными событиями столичной жизни, однако теперь припомнил, что имя “Селен” ему где-то уже попадалось - не то в газетах, не то на уличных афишах.

Выкосить бы начистоПоле. И не спрячетсяМелочь бесполезная - тля да саранча.Только даль высокая,Только в небе соколы,И скликает мёртвых песня трубача.

Селен всплеснул рукой - за кулисами потусторонним, мёртвым зовом засолировала труба. Человек-змея изогнулся на животе, взял себя руками за носки и укатился прочь. Девочка Смерть тоже выкинула трюк: с ловкостью акробатки прошлась по сцене колесом. Из-под сарафана мелькнули стройные, крепкие ноги.

Номер окончился. Дети Луны хлопали стоя, барышни даже взвизгивали.