Нищета, обернувшись на голос, тупо уставился на вошедшую женщину. Маня, боясь поднять глаза от стола, принялась молча ковырять пальцем кусочек полировки. Слушая монолог сестры, Василий Митрофанович непроизвольно, но с явным интересом сравнивал словесный портрет любимой женщины с присутствующим здесь же оригиналом.
– Да, где-то ты права, – наконец неохотно признал он. – Перед нами – печальные следы с трудом прожитых лет. Ну и что? Никто же не утверждает, что Леонардо да Винчи писал Мону Лизу именно с Мани. Я тебе больше скажу, она никогда не принимала участия в конкурсе красоты, несмотря на то, что звание «Мисс трущоб» выиграла бы без особого напряга. С положительной стороны её, так же, характеризует и тот факт, что она никогда не состояла ни в одной из партий, не числилась в передовиках производства и вообще, вряд ли когда держала в руках что-либо тяжелее бутылки водки. Но пойми ты, сестрёнка, нравится мне этот партнёр по жизни. Да, не красавица – это очевидно. А никто твоих выводов по Мане и не оспаривает. Очевидно, что не фотомодель длинноногая. И возраст не нахальный. Сорок три годика. Внешний облик, как ты совершенно правильно заметила, соответствует жизненному кредо. Как говорится, что есть – того не отнять и, что самое скверное, не прибавить. Но в качестве боевой подруги она незаменима. Витает вокруг меня как спутник вокруг земного шара, попискивает о бытовых проблемах. Суету создаёт. Что же, и такая любовь случается, как ни странно. Не романтическая. Жизненная. Да и не понять тебе, – печально закончил он и, подойдя к сестре, вплотную принялся сверлить её тяжёлым колючим взглядом.
– Ты зачем пришла? – медленно чеканя каждое слово, спросил он. – Мораль нам читать? Не нравится, как мы живём?
– И это ты называешь жизнью? – возмутилась Надежда. – Вы не живете, а существуете. Таскаетесь по свалкам, собираете бутылки и всякий хлам. Конкурируете с бродячими кошками и собаками. Сами, уже бродячими стали. Посмотрите, что за гадость вы едите и пьёте?
– Ах, извините, извините, – юродствовал Нищета кланяясь. – Вас шокирует наш стол. Да, не деликатесы. Имеем то, что имеем. Как говорится, живём по средствам и в чужой карман не заглядываем. А средств, – разводит руками, – не густо. Что же нам, сирым, делать, если государственные структуры дали слабину в смысле контроля качества продуктов питания. Сегодня каждому из нас, чтобы выжить, приходится становиться экспертами – специалистами по выпивке и закуске. Всякое случается в жизни. Да, мы можем употребить и не совсем доброкачественный продукт. Но об этом пусть беспокоятся те, у кого организм не сильно выдающийся, в смысле здоровья. Слабенький, как марлевые трусики. А у нас, слава Богу, печень без признаков цирроза, желудок – доменная печь и мочевой пузырь, – беря в руки пузырёк и внимательно разглядывая его, констатирует он очевидный факт, – пока справляется с поставленными перед ним, я бы сказал, архисложными задачами. Мы ещё можем позволить себе, иногда, немного расслабиться. Пять – шесть отравлений для нас – чепуха. Это не болезнь, а так, небольшое недомогание, в то время, как для других прямая дорога к инвалидности.
– Что-что, а логично излагать мысли ты ещё не разучился, – презрительно глядя на брата, – процедила сквозь зубы Надежда. – Не весь ум пропил. Пока. Иногда даже думаешь, что имеешь дело с интеллигентным человеком. Но это в том случае, если тебя не видеть, а только слышать. А посмотришь – свинья свиньёй. Полная неразборчивость ни в еде, ни в питье, ни в чём. Вот, например, что вы сейчас лакаете?
– Тебя интересует, что мы пьём сейчас конкретно? – полюбопытствовал Нищета с напускным смирением. – В данный конкретный отрезок времени? Хочешь оценить букет? Извини, но о твоём визите заранее предупреждены не были, так что на посторонних не рассчитывали.
Надежда, стремительно и неожиданно для хозяев протянув руку, схватила ближайший к ней пузырёк.
– Стыдно признаться? Сохранились кое-какие крохи совести? Что это за голубая дрянь?
Нищета мягко отобрал ёмкость.