Дети Робинзона Крузо

«Бабочка-капустница все знает. И ты вспомнишь. Если… тебе суждено», – прозвучал у него в голове голос соломенного деда.

Конечно, капустница!

И он должен вспомнить то, что знает… бабочка-капустница. То, что было известно и ему. Что?

Новая бабочка

(капустница!)

забила крылышками сильнее, будто решила передать частицу себя второй бабочке; словно пытаясь ее пробудить, она отдавала ей часть своего сияния. И та пошевелилась, в черноте ее тельца заплясали веселые искорки. Миха глядел на это как зачарованный. Шоколадница попыталась расправить крылышки и слабо покачнулась, осела на один бок. Забила крылом, вроде выравниваясь. Послышался еле уловимый вздох, похожий на стон. Крылышки наконец расправились, искорки взметнулись легким сиянием. Еще один вздох:

– Ну что? Этот алкоголик наконец явился? – услышал Миха-Лимонад.

– Да, Джонсон, похоже, что так, – тихо отозвался Миха, не сводя взгляда с новой бабочки.

– По-моему, – Бабочка-шоколадница явно оживала, хотя Миха знал, что теперь это совсем ненадолго, – я даже различаю характерный запашок…

И тут они услышали голос, наполненный веселостью такой чистоты, что оба тут же замолчали. Словно то, о чем они говорили, – алкоголизм Икса, – было лишь шершавым панцирем, таким же, как и это место. И вот теперь этот панцирь раскололся, развалился на части, а внутри него плескалась лишь солнечная радость.

– Ну, что, Икары недоделанные?! Заждались? Ну, мы и зажгли!!! Ну, ништяк!

Было совершенно не важно, о чем он говорит, слова не имели значения. Миха слушал его голос, и что-то очень надежное возвращалось в этот мир – что-то игнорирующее любые червоточины. Они действительно смогли… Они вот-вот соберут круг. Миха вдруг подумал о чем-то странном и даже сомнительном: всего лишь на мгновение промелькнула мысль, что ему хотелось бы знать, какая он бабочка.

– Эй!!! – восторженно, но в то же время как бы указывая на очевидную нелепость, засмеялась капустница. – Ну, тебя и вштырило! Какая же ты бабочка?!

А потом, с другой стороны своего измученного тела, Миха ощутил еще одно прикосновение.

– Давайте шевелите задницами! – потребовал Икс. – Надолго меня не хватит!

***

Лже-Дмитрий, нахмурившись, смотрел на Миху-Лимонада. Он судорожно пытался понять, что происходит. Одинокая мелодия и все другие звуки затихли. Лже-Дмитрий слушал оглушающую тишину. И в этой тишине прозвучал ошеломленный завороженный голос:

– Я вижу… Вижу! Какая красота, – Лже-Дмитрий с ужасом осознал, что его губами говорит Слизняк, но не смог его заглушить. – Я вижу бабочек.

Лицо Лже-Дмитрия словно сковала каменная маска:

– Молчи, – хрипло произнес он.

– Нет. Теперь ты не сможешь заставить меня исчезнуть. Я вижу их.

Бабочки на Михиной ладони расправили крылышки, и их невозможно стало различить – был только свет, ослепительный, обжигающий свет. Казалось, он и был той самой небесной синевой, что пульсировала, наполняла, ежемгновенно творила сферу, и была ярче этой синевы.

– Они здесь, – восхищенно прошептал Слизняк. – Как красиво… Здесь. Все вместе.

– Молчи! – с трудом выкрикнул Лже-Дмитрий.

Опять на лице отразилась эта шизофреническая двойственность, мучительная борьба. Но Слизняк теперь и вправду не собирался исчезать.

– Ты хотел знать, что он сюда пронес? – услышал Лже-Дмитрий и не смог бы с достоверностью сказать, чего в голосе Слизняка было больше – усмешки, торжества или горечи. – Что он уже делает? Жертва.

Слизняк умолк. Что-то неправильное, пугающе неправильное таилось в этом молчании. Лже-Дмитрий напряженно прислушался. Хмурая складка выступила на лбу, а губы скривились в привычном капризном изломе.

Что-то с голосом Слизняка… Словно он жалел его. Словно…

«Жертва»…

(круг?)

В глазах Лже-Дмитрия впервые мелькнул панический огонек.

– Ты на что намекаешь? – осторожно поинтересовался он.

Слизняк молчал.

Лже-Дмитрий пошмыгал носом, с крыльев которого гроздьями свисали розовые пузыри, – это все уловки! – затем быстро обернулся. И увидел ее. Длинные волосы спутались и начали седеть; и морщины, трещины-морщины на прекрасном лице… Вот оно как – это все уловки, уловки Слизняка! Его посетила весьма удачная догадка:

– В цепочке твоих рассуждений, – подмигнув, начал Лже-Дмитрий, – есть одно слабое звено. Дефект. – Он глубокомысленно осклабился, словно его слова должны были произвести ошеломляющий эффект, затем снова подмигнул непонятно кому. – Думаешь, я не знаю? Думаешь, так прост?! – Лже-Дмитрий колюче прищурился, и его глаза заблестели хитростью сумасшедшего. – Слабое звено: это место не принимает жертв!

– Да, – моментально отозвался Слизняк, – кроме той, что игнорирует, делает невозможным существование самого этого места.

Тишина.

Лже-Дмитрий снова пугливо обернулся, и…

Теперь она шла мимо, словно не видела его, словно…

– Ты врешь! – завопил Лже-Дмитрий. – Вранье и подтасовка. Ты…

– Да, – согласился Слизняк. – Вранье и подтасовка. Тебя обманывают.

И голос, их общий голос, осекся. Хриплый стон со вздохом сорвался с краешка губ.