Флавий с улыбкой кивнул, давая понять, что готов к беседе.
— Ты, лекарь, устроился не по средствам, — рассмеялся Фонтиналис. Флавий расслышал в его смехе немалое облегчение и приуныл: неужели так видно, что ему не по себе? — Дом не просто хорош, он и расположен в прекрасном месте.
— Да, в Медиолане расположение важнее всего остального, — сказал Флавий.
Он прислушался к себе: что-то все-таки было неладно. Как будто из ниоткуда накатывала жаркая истома, тревога, мучившая его с утра, стремительно росла, готовясь заявить о себе во весь голос.
Флавий потер сережку, вызывая Ролло — безуспешно. Тишина пугала. Что ж, если вовсе ничего не выйдет, у него под боком выпивка и возможность тройника, когда разойдутся гости. Так или иначе, сегодня он оторвется. С этими двумя вполне можно расслабиться. Вигилис при всех ее попытках строить из себя нечто роковое пуглива, добра и по-своему очень наивна. Свою редкостную аристократическую красоту она обыграла с такой умной иронией, что оставалось только восхищаться. Фонтиналис, тонкий и длинный, перламутрово-бледный, с синими глазами во всё лицо, с обесцвеченными до полупрозрачной белизны кудрями, в одеждах тонких и жестких, как серебряная фольга, больше всего напоминал колеблемый на ветру обрывок ленты. Оба старались довести свою внешность и манеру поведения до гротеска, но смеяться над ними считалось дурным тоном. Им подражали, хотя, конечно, мало кто доходил до такой же чрезмерности, как оригиналы. Заказы на выезд они выполняли чаще всего вместе. Вигилис предупреждала: «Мы с нексумом одно целое. Где я, там и он».
— Ты сможешь здесь выступать? — Флавий обвел полупустым кубком гостиную.
Вигилис вытянула руку в плавном танцевальном жесте, но ограничилась тем, что коснулась кончиками ноготков его локтя:
— Я буду сегодня выступать, Золотце, но не так.
Она опустила ладонь на пах, медленно провела вверх, до талии, усмехнулась со значением. Флавий, принимая приглашение, вежливо обнял, поцеловал в волосы за ухом — и отстранился:
— Подобные выступления приятны, но твои танцы — это другое. Воплощенная красота. То, что никогда не надоест. Подлинной красоты в мире так мало…
Тут Фонтиналис замычал и сплюнул вино обратно в кубок.
— Да неужели? — воскликнул он тоненько, но так темпераментно, что от соседних столиков повернулись к нему. — Да в Медиолане этой красоты хоть жопой жуй. Каждое здание построено, каждая дорога проведена по законам красоты. Каждый нобиль мог бы занять почетное место в борделе. Ах, какие мы все модельно-сексуальные! — Фонтиналис скривился так, что побелели от напряжения скулы, и печально задергал уголком губ. — Что… что д-действитель-но… Да чтоб тебя! — он отобрал у Вигилис кубок и промочил горло, после чего заговорил как ни в чем не бывало: — Что действительно редко и потому дорого, так это настоящая некрасивость. Я бы специально сделал хотя бы несколько особей и улиц невзрачными — для освежения вкуса и предотвращения тошноты. Меня тошнит от смазливости.
— Но ты сам красив, — удивился Флавий. — Что бы ты с собой ни делал, ты остаешься красивым.
— Да! — Фонтиналис решительно рассек воздух холеной рукой. — Я сам, увы, красив, и не могу от этого избавиться.
— Ладно тебе, — засмеялась Вигилис. — Не устал носиться с этой идеей? Я уже говорила, что думаю о любителях уродств.
— Не уродств! — Фонтиналис в волнении вскочил на ноги. — Как ты не понимаешь? Броское уродство сродни красоте. Оно так же крикливо и самонадеянно, так же беспардонно приковывает внимание, отвлекает, мешает… Я говорю о чем-то непримечательном. Скромном, сером, стертом.
Флавий слушал и наблюдал, как из глубин души поднимается что-то опасное. Шепчет: «Свернуть бы шею этому дурню! Смотри, какая тонкая у него шея, какая удобная…» Но он только сказал:
— Вот это речи! Сразу узнаешь бездельника. Ты поработай в кварталах при текстильных мастерских хотя бы месяц. Полюбуйся на пациентов, походи по улицам. Нет, мне надоело безобразие. И некрасивость надоела. Больше я ее в свою жизнь не допущу.
Фонтиналис налил еще вина в кубок Вигилис и солнечно улыбнулся:
— Так давай за это и хлебнем! За то, чтобы впредь тебя тошнило бы только от избытка красоты и приятности.
— О-о, можешь быть спокоен, красотой я долго еще не смогу пресытиться! — Флавий завел руку с кубком за плечи Вигилис и шепнул ей на ухо: — А пить я буду тебя.
И поцеловал ее, и не прерывал поцелуя, пока Фонтиналис пил вино.
Цветной платок Вигилис как-то сам собой сполз к локтям, обнажив ее полные белые плечи. Флавий коснулся губами нежной впадинки над ключицами:
— Подождем. Сейчас должны прийти еще гости.
— Покровительница? — улыбнулась она. — Которую нужно отвадить?
— Нет, эта уже самоотвадилась. Осталась бывшая — нексум. Ее достаточно игнорировать.
Ролло так и не ответил на вызовы, но теперь это было не нужно: Флавий был уверен в том, что нексум стоит за дверью. Улыбаясь на инерции беседы, он обернулся — под потрясенный шепот Вигилис: «Бывшая?»