Детская библиотека. Том 91

И вправду, как тут в двух словах объяснишь все, что случилось с момента их последней встречи на ассамблее.

— Все так таинственно, — еще пуще развеселилась Варенька. Потом вдруг вспомнила новость, о которой судачили все знакомые и которая давеча сильно взволновала батюшку. — А вы слыхали о Фалинелли? Говорят, с ним беда приключилась.

— Приключилась, — уклончиво ответил Самойлов.

Ему совсем не хотелось говорить на эту тему, потому как чувствовал он, что о косвенной причастности своей к судьбе итальянца распространяться пока не следует.

— И что один офицер убил его ночью! — вставила Сонечка, делая страшные глаза.

— Знаете… — начал было Ваня, но его прервал властный окрик из подъехавшей кареты:

— Самойлов!

Ушаков выглядел очень недовольным, и Иван поспешил откланяться:

— Прощайте! — сказал он сестрам и торопливо направился к карете.

Девушки растерянно глядели ему вслед.

— Что-то с ним не так. — задумчиво сказала Софья.

— Да, похоже, он не в себе, — подтвердила Варенька.

А как еще это можно было понять?

Ушаков и впрямь рассердился: он такой спектакль разыграл, чтобы сохранить Самойлову инкогнито, а этот простак решил, что может запросто разгуливать по улицам и болтать со знакомыми! Да еще с какими!

— Ты что это, братец, ума лишился? Тебе теперича не следует лицо свое выставлять каждому встречному! — Да как же объяснить этой горячей голове, что не в бирюльки играем? На кон поставлена жизнь, и не только Самойлова. — Беда у нас, — резанул Ушаков, — дружка твоего зарезали ночью в крепости. Допрашивать некого!

Иван вспомнил усатое лицо Вожжова — гордое и довольное, когда награду получали из рук Меншикова, и разъяренное во время поединка в доме Фалинелли — и кисло стало у него на душе. Остаток пути молчали. Андрей Иванович не пожелал более делиться соображениями, Самойлов же погрузился в тяжелые воспоминания.

Картина, что открылась им в камере Вожжова, была невеселой. Пленник лежал поперек койки, белая рубаха его в области сердца была густо замарана кровью.

— Ну что, милейший, — сказал Ушаков, глядя на Ивана, — вот тут и понадобится твоя сметливость. Что скажешь?

Они подошли к покойнику и осмотрели его. Самойлов отогнул край окровавленной рубашки и обнаружил на груди Вожжова небольшую колотую рану с четкими краями.

— Отменно сработано, — мрачно заметил Андрей Иванович.

Дух в камере был довольно тяжелым, и Ушаков прикрывал нос большим надушенным платком — хоть по долгу службы бывать приходилось во всяких местах, терпеть зловоние казематов случалось нередко, все же высокое положение начальника Тайного приказа позволяло ему держаться манерно и оберегать себя от лишних тягот.

— Следов никаких… И замки целы! — продолжал он, оглядывая помещение.

Вошел Туманов и доложил:

— Ваша светлость, караульного доставили!

Двое драгун ввели испуганного солдатика со связанными руками.

— Этот? — смерил его взглядом Ушаков.

— Так точно, — ответил Туманов.

— Говоришь, всю ночь за дверью простоял? Никто не входил и не выходил?

— Богом клянусь, никто, глаз не сомкнувши стоял, — поспешил побожиться караульный.

— А к запертому рабу божию, значит, архангел с небес спустился? — усмехнулся Ушаков. — Вышиб ему дух и опять вознесся, так, что ли?

— Не ведаю я, — пролепетал солдатик.

— На дознание его! — приказал Андрей Иванович.

— Не губи, батюшка, не губи, — в ужасе закричал караульный. Его поволокли уже к выходу, а он все вырывался и кричал: — Не ведаю я, Христом богом клянусь, не ведаю!

Самойлов меж тем также оглядел все вокруг и заинтересовался небольшим люком, прикрытым решеткой, что виднелся посередь камеры.

Вонь от него шла невыносимая, однако величина его позволяла пролезть не слишком крупному человеку. Пятна крови и несколько влажных следов возле решетки подтвердили догадку сыщика:

— Может, и архангел, но спустился он явно через туннель. Вот и след.

Ушаков присмотрелся к каменному полу:

— Дело говоришь! Ну-ка, братцы, подсобите ему! — велел он драгунам.

Те мигом отволокли в сторону кованую решетку. Иван подошел к краю и осветил факелом путь в зловонное подземелье. Ушаков тоже заглянул было в отверстие, но скривился и закашлялся:

— Вот уж запах, как из преисподней! Действуй, Самойлов. Как найдешь что — приходи.

Затем развернулся и покинул камеру. Туманов с солдатами поспешили за ним. Ваня проводил их взглядом, потом оглянулся еще раз на Вожжова. «Вот ведь как все вышло, — подумал он, — наша тайная миссия для всех троих закончилась смертью. Маслов погиб как герой, и при свете бела дня, Вожжов — как предатель, в зловонной камере, а я, выходит, на плахе голову сложил. Не свою только. Но те, кто знал Ивана Самойлова, простились с ним тогда. И остался только безымянный тайный сыщик. Да. дела! Ну что ж, сыщик, за работу!»

И, не медля более ни секунды, он спустился в люк.