Розе не до концерта. Отпустила она «скорую», а сама направилась на окраину города, в свой родной район. Все как прежде, руины уже бурьяном заросли. И в городе почти что все улицы разбиты, а их улица — свежий асфальт, правда, лишь до дома Гуты Туаева. Вот где жизнь кипит, цветет, действительно восстанавливается. Много вооруженных людей, еще больше строителей; на ее зов появился младший брат Гуты, вроде ее деверь. Сам он вооружен, в шаге — два охранника, даже в собственном дворе боится.
Заметила Роза, как при виде ее лицо деверя исказилось, мрачной тенью покрылось; и чтобы при посторонних не распространяться, она сходу выпалила:
— Передай брату, чтоб скрипку вернул.
— Что?! — возмутился Туаев. — Мы настоящие мужчины, и всякой музыкой, тем более какими-то скрипками не занимаемся, — и, усмехаясь, — да и не знаем, что это и не хотим знать.
— То, что культура вас обошла, — мне давно ведомо, — пытаясь сохранить твердость голоса, продолжала она. — Однако, ты передай, что я прошу вернуть скрипку, и срочно.
— Да ты совсем обалдела? — подошел он вплотную и пальцем тыкая в нос. — А ну, пошла вон! Не будь ты женщиной.
— Я не просто женщина, — перебила она деверя, — я еще числюсь твоей снохой.
— Чего? Какая ты сноха?! Пособница боевиков! — И самое больное. — Мало тебе русские зубы выбили, надо было язык вырвать и еще кое-что, — при этом он сделал недвусмысленный непристойный жест. — Пошла вон, и чтобы ни твоего духа, ни твоей вшивой родни здесь не было.
Позже, вспоминая все это, она все время удивлялась, как не выцарапала ему глаза. Просто Бог дал ей в тот момент самообладание, как-никак еще сноха. Однако, от своего не отступила:
— Вы знаете, где я живу, где работаю — скрипку срочно верните, а заодно пусть твой брат разведется со мной.
— Мой брат не нужен! — замахал руками Туаев. — И в прошлый раз я этот обряд свершил, и сейчас обязан, просто руки до тебя не доходили. Так вот, — он что-то религиозное, якобы на арабском, проболтал, будто знал смысл, и далее, — с этой минуты, вот два свидетеля, хъю ийтна [19]
.Вот и вся процедура, и никакой ответственности, тем более обязательств. По правде, этого момента она давно ждала, и уходя со двора уже бывшего мужа, она не от развода плакала, а от жизни своей, и от того, что ей вслед кричал Туаев. От слез дороги не видела, брела наугад, пока не уткнулась в чье-то плечо. Старик-сосед, рядом у открытой калитки его сгорбленная жена, во дворе их дочь, ровесница Розы: все встревожены, недовольны, видать, кое-что услышали, кое-что и так поняли.
— Что, небось обожрались Туаевы греховным дерьмом, окончательно ум потеряли? — громогласно сказал старик. — Гм, нашли кому поручить город восстанавливать! Это Москва специально сделала, чтоб здесь бардак не прекращался. А ну, пошли, — схватил он руку Розы, — я заставлю его извиниться перед тобой.
— Да ты что! — спохватилась жена старика. — У них ни культуры, ни совести нет. Кто стар, кто млад — не знают, и все, кто с оружием, будь то русский, иль чеченец, с ними в ладах. Закидают ночью нас гранатами — и виновных не будет. Лучше в дом зайдем, чай попьем, поговорим маленько.
Успокоилась было Роза у соседей. Да по пути домой зашла на базар еду купить; тут случайно встретила другую соседку.
— Ненормальная ты, Роза, — тараторит ей торговка. — Гута такой молодец! На нашу улицу свет, газ, воду подал. А дорога? В городе такой нет. Ну и что, что у него русская жена в Москве? Да хоть десять. За такого мужика зубами надо держаться. Аа-й, у тебя-то их нет, и ума тоже.
С гнетущим настроением уже к вечеру возвращалась Роза домой, и лишь подошла к подъезду, как лицо ее радостно расплылось, сердце растаяло: сверху, словно по всему городу и миру, лилась мягкая, задушевная мелодия Мальчика.
— Роза, Роза, — прямо с порога она попала в объятия бабушки, — наш славный Мальчик — вундеркинд! Он стал сам сочинять музыку! Ты слышишь, Роза?!
После ужина бабушка не позволила включить телевизор.
— Нам надо еще маленько поработать, — перед ней лежал листок, расчерченный под ноты. — Как говорили древние мудрецы: незаписанная мысль — потерянный клад. А эта композиция — буквально из уст младенца, она захватывает и воодушевляет. Действительно, будто гимн возрождающейся жизни. Любой музыкант мечтает стать и композитором. Но это от Бога. Сама я всю жизнь мечтала, не смогла. А вот с помощью Мальчика, под конец жизни, стала соавтором.
— Вам рано о «конце» думать, — возразила Роза.
— Ой, да брось ты, — махнула бабушка рукой. — Я так счастлива. Я знала, что наш Мальчик это сможет. В нем божество, в нем дар! — и поглаживая его кудряшки: — Как мы эту композицию назовем?
Задумавшись, он надолго мечтательно глянул в окно на сумеречный небосвод, и тихо, словно боялся вспугнуть, прошептал баском:
— Новый «Детский мил»!
Глава десятая