Детский мир

Но нет. И в этот раз тонар Евангелина качнула светлой короной своих волос и, растягивая гласные, произнесла:

– Пока нет достойных кандидатов, это во-первых. А во-вторых…

– …только после того, как я пойду на сотрудничество, я поняла.

Иногда мне даже становилось жаль свою наставницу: она до сих пор наивно верила, что я «возьмусь за ум», и совершенно искренне считала, что моё «нежелание полноценно сотрудничать» напрямую связано с «детским упрямством, которое простительно ослам, но никак не наследницам древнего рода».

Наследница…

Очередной ярлык, который кто-то навесил на меня, и не подумав спросить, хочу ли я этого, надо ли оно мне.

– Вы не в том положении, чтобы выбирать, – из тонар Евангелины никогда бы не получилось хорошего дипломата. Из неё и плохого бы не получилось, потому что она не миндальничала, не пыталась смягчить удар, она всегда била прицельно, по больному, не оставляя даже минимального шанса на надежду. Все надежды она ампутировала сразу, в первый же день в Гвозде Бога, который вылился в экскурсию по замку.

Острым скальпелем она вырезала из моего сердца всё, что могло мне помочь убежать от неприглядной действительности. Попыталась вырезать, потому что регенерация у меня всегда была на высшем уровне. И не важно, что организму надо отрастить: новый палец или новые надежды.

Но понимание этого пришло позже. Тогда же я чувствовала себя несчастной, обманутой и одинокой. И первый день в Гвозде Бога совершенно точно вошёл в десятку худших дней моей жизни.

– Прежде чем я отведу вас к вашей… Тени, я бы хотела, чтобы вы узнали, как здесь всё устроено, – тонар тогда ещё считала должным объяснять, что и для чего она делает.

Она жестом пригласила меня следовать за собой, и мы вступили на тенистую аллею, огибающую замок с правой стороны:

– Начнём с того, что покинуть Пансион вы сможете только в сопровождении вашего опекуна. И только в качестве его супруги. И если вы скажете мне о том, что вы лучше останетесь здесь навсегда… – женщина замолчала и наградила меня взглядом, открыто говорящим о том, что она думает по поводу глупостей такого рода. – Имейте в виду, ни одна из моих учениц не провела здесь больше двух месяцев.

– Учениц? – хмыкнула я. – Что, и диплом об окончании вручаете?

– А как же, – Госпожа Метелица холодно улыбнулась. – Добровольное согласие на брак и торжественное бракосочетание в традициях предков – лучший из возможных дипломов для девушки из хорошей семьи.

Мы неспешно двигались по парку вокруг замка, но мне не хотелось наслаждаться мастерством местных садовников – садовниц, как я выяснилось чуть позже – направление беседы как-то не располагало к любованию деревьями и цветами.

– Уверяю вас, вы не первая и не единственная, кого не устраивает будущее, выбранное родителями…

– Не родители мне эту роль навязали, – перебила я. – Вы знаете об этом прекрасно. Мои родители умерли.

Тонар Евангелина не смогла удержаться от короткого ехидного смешка и с видимым удовольствием спросила:

– А вы уверены?

– В чём? В том, что умерли, или в том, что не навязывали? – начала раздражаться я.

– И в том, и в другом, – спокойно ответила женщина, игнорируя вызов, прозвучавший в моём голосе. – Или вы по-прежнему думаете, что всё, о чём ваш… опекун рассказывал вам, было правдой? Я полагала, что избавиться от детской наивности вам помогли до меня. Я ошибалась?

Я не нашлась, что ответить. Не было слов. Тонар ошиблась, Цезарь не обманывал меня в этом вопросе, я просто никогда не спрашивала у него о том, что стало с нашими родителями, благоразумно полагая, что раз их нет рядом с нами, значит, они умерли. Я не спрашивала, а он не стремился рассказать мне о них. Неужели возможно, что где-то…

– Детская наивность и преступная доверчивость впридачу, – проворчала Госпожа Метелица, читая по моему лицу, как по открытой книге. – Я давала вам повод верить себе? С чего вы взяли, что я говорю правду?

– Чего вы от меня хотите? – разозлилась я. – Я не знаю правил этой игры.

– Я хочу, чтобы вы повзрослели. И как взрослый человек взвешенно и разумно подходили к сложившейся ситуации. Ваше будущее предопределено. И всё, что от вас требуется сейчас – это принять его. Добровольно.

– Вряд ли это возможно, – искренне призналась я. – Я лучше добровольно лягу в гроб.

Тонар Евангелина одарила меня снисходительной улыбкой и загадочно заметила:

– Как будто ваше мнение и ваши желания кого-то интересуют. Ваша кровь выбирает за вас.

Я откровенно психанула и, сощурившись, бросила женщине её же слова:

– Идите вы к чёрту с вашими загадками и противоречиями! То вы говорите о добровольном сотрудничестве, то намекаете, что от меня всё равно ничего не зависит. На доело!

– Держите себя в руках. Излишняя эмоциональность в наших кругах считается дурным тоном, а за вспыльчивость вам полагается ночь в комнате для медитаций, – предупредили меня, не меняя снисходительного тона. – В этот раз я вас прощаю, потому что с правилами вы ещё не ознакомлены, но только в этот. Понятно?