Детский мир

– На самом деле, о том, где тебя держат, мы узнали только три дня назад. Спасибо одному доброму человеку. Скажу сразу, я был против того, чтобы тебя вытаскивать. Даже несмотря на наше правило не бросать своих. Видишь ли, ни в ком из нас, кроме Севера, само собой, не было стопроцентной уверенности, что ты всё ещё наша. Скажи, старуха, ты всё ещё с нами?

– А с кем я, по-твоему, должна быть?

Не то чтобы я не подозревала, в какой направленности работают мысли мальчишки, но всё-таки хотела, чтобы он произнёс это вслух.

– Лично я делал ставки на то, что ты уже вовсю оглаживаешь портрет Цезаря и мечтаешь о том, в какой позе раздвинешь перед ним ноги… Прости за грубость, но я привык называть вещи своими именами. И знаешь что?

– Что? – прохрипела я.

– Наличие эротических снов – это новость не из приятных… Так что…

Он раздражённо поморщился, явно думая о том, что зря он ввязался в эту авантюру, что мне уже нельзя верить. А я смущённо отвела глаза и прошептала:

– Знаешь, в чём-то ты прав. Я понимаю. Но только мне снится не кто-то там, а Северов. Каждую ночь.

Зверёныш едва не свалился со скамейки от удивления, а я досадливо поморщилась и продолжила:

– И если ты у меня сейчас начнешь спрашивать о подробностях, то я тебя ударю. Очень сильно.

Мальчишка поёрзал на скамье и вдруг рассмеялся:

– Ну, ты даёшь!..

– Не вижу ничего смешного. Я уже месяц почти не сплю.

– Прости, просто это… Это же… А мы тебе уже мозгоправа думали искать, хотя после Гвоздя Бога никакой мозгоправ не поможет, конечно… – рассуждал он вслух, а затем замолчал, споткнувшись о какую-то мысль, и пробормотал: – Я ничего не понимаю, как тебе это удалось… Но слушай, это же всё меняет!

Целый месяц я сидела в Гвозде Бога, полностью отрезанная от мира. Каждое утро я просыпалась, умывалась и шла завтракать, мечтая о том, что этот день внесёт какие-то изменения в мою жизнь.

Целый месяц я и слова не слышала о том, что происходит за стенами замка. Я не знала, где мои друзья, ничего не слышала о войне, а единственным средством связи, которым мне разрешалось пользоваться, был огромный визор в кабинете тонар Евангелины. Каждый вечер после ужина у нас был обязательный сеанс связи со дворцом.

И я всегда ждала его с замиранием сердца. Из-за Тоськи.

Цезарь сдержал своё слово – я действительно увидела свою сестру в Гвозде Бога. Наше счастье длилось чуть менее суток, потому что Госпоже Метелице хватило первых десяти минут нашей встречи, по истечении которых она удручённо покачала белоснежной головой и произнесла:

– Всё очень и очень серьёзно. Боюсь, нам с этим придётся что-то делать.

Утром следующего дня Тоську вернули в Башню Одиночества.

– Это всё для твоего же блага, – произнёс Цезарь во время нашего ежевечернего разговора, а я ничего не ответила.

– Я тоже люблю её, Оленька, но она не вписывается в картину нашего будущего.

Я только зло усмехнулась, услышав его слова о любви, но не раскрыла рта.

– Лялечка, скажи хоть что-нибудь! – взмолился Цезарь, когда наш «разговор» отсчитал уже десять минут, а я всё ещё не произнесла ни звука.

– Заставь меня, – предложила я и поправила бархотку на шее.

Лицо мужчины по ту сторону экрана исказила болезненная гримаса.

– Я не хотел, чтобы так получилось, – произнёс он. – Всё должно было быть по-другому… Когда мы поженимся, когда ты привыкнешь к своему новому статусу, а я смогу доверять тебе полностью, тогда я расскажу тебе обо всём, и ты поймешь, ради чего я затеял всё это.

Я демонстративно громко зевнула, и не подумав прикрыть рот ладонью, и посмотрела на часы.

На всех остальных наших свиданиях, к большому неудовольствию Евангелины, присутствовала Тоська.

– Я искренне не понимаю, как вы собираетесь избавить её от пагубной привычки, если сами же ей и потакаете, – тонар Евангелина при всём прочем обладала ещё и раздражающей привычкой говорить обо мне в третьем лице, якобы не замечая моего досадного присутствия. – Уж вы определитесь, наконец, чего вы хотите. Мой долг лишь напомнить: домашний любимец подобного рода, – кивок в сторону Тоськи, – довольно проблематичное удовольствие, отнимающее уйму времени и не приносящее отдачи.

Я закрыла глаза и мысленно напомнила себе, что уже совсем скоро я уеду отсюда навсегда, жаль только не смогу удушить перед отъездом эту ледяную стерву.

– Саш, – я пересилила себя и впервые после попытки изнасиловать меня в фобе обратилась к Цезарю по имени, – раз уж мы заговорили о том, как ты мне потакаешь…

Он нетерпеливо подался вперёд, обжигая меня надеждой, плещущейся в его взгляде:

– Что ты хочешь, Осенька моя?

«Больше всего на свете я хочу, чтобы ты умер», – хочется произнести мне. – Хочу, чтобы ты корчился, умирая. Чтобы знал о том, как я тебя ненавижу. Чтобы вспомнил лицо каждого человека, который умер по твоей вине».

– Тонар Евангелина на прошлой неделе упоминала о подводных городах… – произнесла я, отметая гневные мысли, надеясь, что мой голос звучит достаточно ровно и не выдаёт моего истинного настроения. – А также о том, что один из них тут есть неподалеку…

– Нет, – Цезарь не позволил мне закончить. – Тебе запрещено покидать пределы замка.