Детский мир

– В смысле, что эти машины, – Руслан постучал двумя пальцами по сгибу своего локтя, – уже нельзя вывести из организма. Они теперь и есть наш организм. Так что, полагаю, если уж использовать киношную терминологию, нам не в футбол играть надо, а идти на концерт роботов-гитаристов.

В гробовой тишине бывший младший научный сотрудник известного НИИ, нынешний почти успешный учёный Руслан Стержнев подпрыгнул на месте и голосом робота Вертера, потешно качая головой, повторил:

– Ги-та-рис-тов. Ги-та-рис-тов, – запрокинул голову и добил всех контрольным:

– Ха. Ха. Ха. Ха.

Это была истерика. Но никто не смеялся. И вообще, единственным ответом ему послужил короткий монолог капитана команды, в котором он в недвусмысленной форме предлагал всем присутствующим воспользоваться своим половым органом, в основном орально, но и другими способами тоже, с обязательным привлечением к процессу Стержнева, его мамы, его микроскопа и его пробирок. Котов бегал по раздевалке, выдавая очередную порцию ругательств, а остальные по-прежнему безмолвно привыкали к мысли, что, кажется, больше не являются людьми. Вдруг разом всем стало не до игры. Какой футбол, если все мысли об одном: а что же дальше?

А дальше было следующее. Сначала они заболели. Все как один. Слегли с изматывающим вирусом, наполненным бредовыми снами, жаром и болью. Сулковский рвал и метал, звонил по сто раз в день и, скрежеща зубами, угрожал всеми мыслимыми карами, смертями и даже казнями египетскими. Один раз плакал в телефонную трубку и, пьяно икая, жаловался на несправедливость судьбы. Чем он, Артём Сулковский, хуже того же Абрамовича? Почему проклятому губернатору Чукотки – всё, а ему, скромному отечественному олигарху – ничего?

Стержнев поселился с основным составом на базе и объявил карантин. Больной, едва передвигаясь от стенки к стенке, он пытался ухаживать за одиннадцатью сильными мужиками, которые в своей болезни немедленно превратились в вечно ноющих, капризных детей.

Шли дни, а лучше не становилось никому, когда же из глаз Лёшки Котова потекли кровавые слёзы, Руслан заперся в собственной ванной, достал из блестящей коробочки стерильный скальпель и, жалобно всхлипнув, резанул по собственному запястью. Раз, ещё один и ещё. Умирать в неполных двадцать девять лет совсем-совсем не хотелось. Но был ли у него выбор? Что делать, если глаза выжигает стыд, а спать мешает понимание того, что ты, кажется, убил одиннадцать человек и себя в том числе?

Кровь хлынула ленивым, исчерна-красным потоком, Руслан смежил веки и приготовился ждать окончания жизни. Говорят, когда кровь покидает тело таким образом, сначала начинают немного болеть руки, а затем просто приходит сон, после которого ты уже не проснёшься. Но боль, как и сон, не торопились приходить. Минуты капали тяжёлыми каплями на пол, дыхание хрипло вырывалось из часто вздымающейся груди… По-прежнему было стыдно, а смерть всё не появлялась и не появлялась, не скрипнула входной дверью, не дохнула холодом с порога ванной, она даже на горизонте не возникла пугающе-серой тенью с косой. Прождав бесполезно с полчаса, Стержнев распахнул глаза. И первым, на что он посмотрел, были собственные руки, почему-то перемазанные в синюю, как небо, краску.

Молодой ученый рванул к раковине и, включив воду, принялся судорожно смывать с себя свою посиневшую кровь, понимая, что на коже не осталось ни ранения, нанесённого скальпелем, ни даже следа от шрама.

– Смирнов точно скажет, что я терминатор, – прошептал он и, поймав в зеркале свой испуганный, слегка обалдевший взгляд, рассмеялся.

Изначально, работая над проблемой Сулковского, Руслан стремился к одному: создать миниатюрную скорую помощь, робота быстрого реагирования, который будет летать по кровеносной системе и латать появившиеся дыры, возможно, предотвращать появление новых, очищать кровь, уничтожать следы медикаментозного вмешательства.

То, что сейчас жило какой-то своей самостоятельной жизнью в венах Стержнева и ещё одиннадцати человек, не было тем, что создал бывший эмэнэс. Это было что-то новое, в разы мощнее и самостоятельнее. Да, самостоятельнее. Этим роботам не нужно было отдавать приказаний и направлять на уборку или укрепление, они сами знали, что им надо делать, где и когда.

В качестве первого эксперимента Руслан ввёл себе клещевой боррелиоз. Невидимые борцы за Стержневское здоровье расправились с ним ещё на стадии инкубационного периода. С энцефалитом они расправились за сутки. Грипп, педикулез, сифилис, коклюш, менингит, ветряная оспа, ангина, герпес, ботулизм, гонорея – всё отскакивало от Стержнева, как твёрдый резиновый шарик от асфальта.

– СПИД, – пробормотал почти свихнувшийся от невозможности понять и осознать происходящее учёный. – Мне срочно нужен образец ВИЧ!

В голове зазвучали фанфары и трубы, а богатое воображение немедленно предоставило страничку из Википедии – почему именно из Википедии? – «Руслан Стержнев – человек, нашедший лекарство от СПИДа».