Детский мир

Никаких эротических снов. Никаких пугающих кошмаров. Просто спокойный отдых. По-моему, я с детства так не высыпалась. Села, поправляя платье и вглядываясь в сумрак комнаты. Сколько же я спала? Уже утро следующего дня или ещё вечер этого? И где Север? Рухнув обратно на подушку, я потянулась, повалялась ещё с минуту, надеясь, что парень всё-таки появится. А осознав, что никто в ближайшее время не собирается тревожить мой покой, поднялась, чтобы пройтись по спальне в поисках выключателя, которые оказались безуспешными, зато привели меня в ванную.

Это была огромная комната, едва ли не больше той, в которой мы с Арсением изволили почивать. Уборная, отгороженная от остальной части комнаты шёлковой ширмой, зеркальная стена, душевая кабина с водяным массажёром и мобильной сауной – самая последняя модель, у меня в Башне Одиночества точно такая же была – и огромная, на всё остальное помещение ванная.

– Восхитительно, – прошептала я, зажмурившись от восторга. – Дурочка ты, Лёлишна… Думала, что придётся писать на улице, а тут такой дворец!

Одна беда: выключателя здесь тоже не было.

Впрочем, это не было такой уж большой проблемой, потому что сквозь стеклянный потолок в ванную попадало достаточно света для того, чтобы не убиться, но при этом привести себя в порядок. Я провела рукой по тяжёлому махровому халату, висевшему на крючке у двери, и, на миг прижавшись к нему лицом, окунулась в аромат знакомого парфюма. Потрогала банное полотенце и, решив оставить ванную на другой раз, остановила свой выбор на душевой.

Дикие люди, говорите? Однако… Что, интересно знать, ещё было неправдой из того, что говорили об этом народе в Яхоне? И было ли в этих россказнях хоть слово правды?

Не знаю, как долго я плескалась, наслаждаясь горячей водой и ароматным мылом. Я из этой кабинки вообще не выходила бы до тех пор, пока у меня жабры не выросли, но, к сожалению, на улице совсем стемнело – всё-таки вечер – и я была вынуждена выбираться из ванной.

В спальне по-прежнему никого не было. Начиная понемногу волноваться, я завернулась в огромный халат и как была, босая и с мокрой после душа головой, вышла из домика.

Тёплый вечер тут и там был расцвечен жёлтыми и красными фонарями, увидев которые я искренне порадовалась – всё-таки здесь есть электричество, просто я не поняла, как зажечь свет. Метрах в пятнадцати от меня сначала раздался чей-то голос, вслед за которым послышался смех. Я повернулась в ту сторону, надеясь, что там, где есть люди, есть и ответы хотя бы на некоторые мои вопросы. Например, где Север. Или, на худой конец, Зверь. Я сделала решительный шаг вниз с коротенького крылечка, неожиданно почувствовав себя чужой в этом незнакомом лагере, а затем замерла, потому что совсем близко, прямо за углом дома, из которого я вышла, раздался весёлый голос:

– Так ты мне покажешь её или нет?

– Она не обезьянка в цирке, чтобы её кому-то показывать, – ответил Северов. Мне показалось, что он из-за чего-то злится, и следующая его фраза убедила меня в моей правоте: – Зачем ты приехал? Надо было тянуться через весь континент, чтобы задать мне этот вопрос?

Мне подумалось, что будет неловко, если меня сейчас тут застукают за подслушиванием, и я подалась вперёд, чтобы показаться на глаза невидимым собеседникам, но тут второй рассмеялся неожиданно знакомым смехом, и я застыла. Пытаясь вспомнить, где я его слышала.

– Не ревнуй, Север, – произнёс он, смешно растягивая слова. – Или тебя лучше Севочкой называть, как мы дома привыкли?

Я едва сдержала смешок, представив себе, как у Севера перекосилось бы лицо, назови я его Севочкой, а в следующий момент лицо перекосило у меня, и кровь отхлынула от моего ещё не всё выстрадавшего сердца.

Севочка? Постойте, но разве не так звали вымышленного братца вымышленной Таечки, когда мы пытались… Я беззвучно ахнула, потому что до меня только сейчас дошло!

Севочка? А не он ли прислал мне сообщение в мой первый учебный день в Детском корпусе? Он что же, с самого начала знал, кто я такая?

«Знал-знал, – ехидно зашептал разум. – И Цезарь тебе говорил, что уж Северов-то не мог не знать, кто ты такая. Говорил? Говорил».

«Знал», – подсказало сердце. Знал и требовал довериться ему. И на жалость давил. А я, идиотка такая, даже не замечала, как профессионально мне вешают лапшу на уши. Обида, круто замешанная на стыде, гремучей смесью вспыхнула в груди.

«А как же не знал? – уязвлено шептала гордость. – И даже не скрывал этого особенно. Вспомни. И про планы говорил. А ты только ресницами хлопала, как овца, да о руках его смуглых мечтала».

Страшным усилием воли я заставила замолчать все свои разбушевавшиеся внутренние голоса и теперь уже осознанно прислушалась к разговору..

– Да ладно, не скрипи зубами, – говорил тот, чей голос показался мне знакомым, – до дёсен сотрёшь – новые не вырастут. До нас дошли слухи, что ты помираешь. А ты, гляди-ка, скачешь горным козликом. И вообще ничего так, только с лица чуток сбледнул.

– Зачем ты приехал? И что тут делает Соратник? Представляешь, сколько мне пришлось наврать, чтобы объяснить всем, откуда он взялся.