Детский мир

– Тебе смешно, – проворчал Арсений, – а я едва не поседел, когда ты удрала от меня, без следа растаяв в лабиринтах дворца.

– Подожди, – я помахала рукой, призывая к тишине. – Давай по порядку.

– Да какой уж тут порядок, когда полный бардак, – проворчал Северов и нехотя начал рассказывать: – С год назад, когда стало понятно, что Цезарь готовит новую военную кампанию – ему, видишь ли, хочется подгрести под себя весь материк – старейшин осенило. Ни для кого ведь не было секретом то, как Цезарь к тебе относился. Да он и не делал из этого тайны, каждым поступком заявляя, что ты – его самая главная ценность. Вот они и решили, что, если возьмут тебя в заложники, то смогут диктовать условия фактически единственному правителю Яхона… Нет, сначала-то они пытались действовать не столь прямолинейно, но ты же знаешь, что из себя представляют соправители на самом деле. Толку от них, как от козла молока.

Я рассеянно кивнула и вспомнила беднягу Клифа. Интересно, дикие его шантажировали или переманили на свою сторону каким-то другим способом… Знал ли Северов о судьбе неудачливого шпиона? И если знал, посочувствовал ли он бедолаге хотя бы мысленно? Мне казалось, что это маловероятно. Ведь ещё в начале нашего возобновлённого знакомства Арсений довольно чётко обозначил свою позицию: есть он и то, что принадлежит ему, и есть весь остальной мир, на который ему, в большинстве своём, наплевать.

– Сеня, – я прижала кончики пальцев к его губам, требуя тишины, – но ты же знаешь, Цезарю никто не может диктовать условия.

– Знаю, – Арсений кивнул с серьёзным видом. – Поверь, и я… и наш человек в правительстве…

– Дядя Коля? – переспросила я, пытаясь сообразить, кто из дворцовых обитателей подходит на эту роль. Ясно же, что я его знаю, обязана знать…

– Да. Мы пытались донести до старейшин эту простую истину. Но они никогда не меняют принятых решений. Никогда. И потом, кто я такой, чтобы отказываться от помощи и финансирования, когда появилась возможность вернуть тебя.

– И? Как вы это собирались сделать?

– Напрасно ты так ехидно улыбаешься, – Арсений отзеркалил мою самоуверенную улыбку и поцеловал в кончик носа. – Всё бы у нас получилось, если бы я знал о твоей Тоське. Думаешь, Цезарь забыл запереть тебя тогда? Ты-то лучше всех должна знать: он ничего никогда не забывает, особенно, если это касается тебя… Это Ферзь немного с замком поколдовал. Так, чтобы твой тюремщик лишь подумал, будто запер дверь. Понимаешь? Мы дождались, пока он придёт к тебе, Ферзь размагнитил замок, и оставалось только дождаться, когда Их злодейство выйдет вон.

– А вышел он не один, – пробормотала я.

– Именно. Что нам оставалось? Я велел Зверю страховать Ферзя, а сам остался на страже у дверей приёмной. По регламенту, конечно, положены два охранника, но в те ночи, когда Цезарь приводил к себе… в общем, им всем, как правило, было не до этого.

– Всем? – переспросила я внезапно охрипшим голосом. – Они что же… все сразу?

Арсений чертыхнулся, явно злясь на себя и пробор мотал:

– Бывало, что и все… Оль, только не плачь, пожалуйста. Обещаю, мы придумаем, как достать оттуда твою Тоську…

Плакать я не собиралась, но настроение от того, что я лежу здесь, счастливая и спокойная, а Тоська там, с Цезарем… Возможно, с Цезарем, и Палачом, и ещё черт знает с кем… От всех этих мыслей становилось тошно.

– Зачем тебе это? – неожиданно выпалила я. – Ты-то и Лёшку обузой считал, а Тоська – это… это же хомут на всю жизнь, навсегда. Она не повзрослеет и не поправится.

– Мне всё равно. Если этот хомут нужен тебе, что ж…

Арсений вдруг замолчал, и я посмотрела на него, чтобы заметить недовольно нахмуренные брови и задумчивый взгляд, но стоило парню заглянуть мне в глаза, как черты лица разгладились, а по губам скользнула ленивая улыбка.

– Пить хочу, – он перевалился через меня, прижавшись на мгновение всем телом и поцеловав куда-то под ухо, поднялся с дивана и, ни на секунду не озаботившись своей наготой, вышел в дверь, за которой, я знала, находилось нечто среднее между большим шкафом и кладовой.

Вернулся минут пять спустя, держа в одной руке запотевшую бутылку красного вина и два высоких бокала, а в другой сифон с минералкой. Молча разлил по бокалам, добавив в мой немного газированной воды, в очередной раз поразив меня своей предусмотрительностью, а затем опустился рядом со мной, небрежно бросив на бёдра угол простыни, и вернулся к прерванному разговору: