Детский мир

– По горячим следам удалось выяснить, что к её похищению причастны дикие люди, – Сашка печально опустил голову и бессильно, недоумённо развел руками. – Мы долго терпели их нападки на нашу страну, их коварные вылазки и злобные выпады в наш адрес, но сегодня нашему терпению пришёл конец. Это война! – прокричал Цезарь. – Это война! Уничтожим змею, заползшую в наш счастливый дом, чтобы украсть самое ценное, что у нас есть! Раздавим гадину! Отомстим!

Возмущённая волна прокатилась от сцены до самых верхних балконов, ударилась о стену и вернулась назад.

– Вернём домой нашу маленькую жемчужину, сделаем всё для того, чтобы… – Цезарь замолчал и сквозь сцепленные зубы громко втянул в себя воздух, запрокинул голову, якобы борясь с накатившими слезами, и я услышала, как в партере заплакала какая-то женщина.

Как же всё это мерзко и противно! В какой-то миг я поняла, что меня сейчас вырвет, дёрнулась, чтобы встать, но была удержана на месте захватом крепкой руки.

– Тш-ш, – зашипел мне на ухо Арсений. – Что ты творишь? Вдохни глубже и успокойся!

Если бы я могла глубоко вдохнуть в этом чёртовом платье! Прикрыла глаза и, стараясь не прислушиваться к редким всхлипам, доносившимся из зала, попыталась успокоиться.

– Но мы не будем плакать сегодня, нет! Мы не позволим диким выродкам испортить этот великий праздник, пришедший в нашу жизнь с далёких времен. Мы не будем сегодня горевать и лить слёзы, мы будем смеяться и веселиться! Традиции не должно нарушать! Веселись, славный народ Яхона! Торопись жить! Славь Дождь сладким кубком и горькой чаркой! Танцуй до упаду, потому что завтра ты должен будешь заставить заплакать тех, кто посмел покуситься на наши святыни сегодня.

Сашка театральным жестом сорвал маску со своего красивого лица и, зашвырнув её в центр партера, прокричал:

– Заплакать и заплатить!

И в тот же миг, повинуясь жесту невидимого дирижёра, в оркестровой яме грянули литавры, выколачивая из себя пугающий походный ритм, завыли трубы, заплакали скрипки, предсказывая реки крови и неминуемую смерть.

– Иди ко мне, – не дожидаясь моей реакции, Север перетащил меня к себе на колени, обнял, коснулся губами запястья точно в том месте, где бешено колотился пульс, и я немного успокоилась.

А на сцене, тем временем, пружиной, которая вдруг получила свободу, стремительно разворачивалось представление. Поначалу я пыталась обнаружить сюжет или хотя бы запомнить, как зовут персонажей, но Северов, видимо, решил свести меня с ума, постоянно касаясь кончиками пальцев моей обнажённой спины. Кто бы мог подумать, что там столько чутких и отзывчивых на ласки мест!

Я и представить не могла, что лёгкое поглаживание кожи между лопатками может заставить ускориться моё сердце, а ненавязчивый массаж позвонков не расслабляет, а вызывает желание выгнуть спину и замурчать сытой кошкой.

– У тебя соски натянули платье, – словно мимоходом заметил Арсений, я опустила глаза и, осознав правоту его слов, попыталась прикрыть грудь руками, но парень ловко перехватил мои запястья и, не отрывая глаз от острых вершин, попросил:

– Не надо, пожалуйста.

Я зажмурилась и закусила губу, пытаясь справиться с бурей внутри себя, которую вызвали эти несколько слов.

– Если ты делаешь это для того, чтобы я перестала нервничать, – срывающимся голосом проговорила я, – то это плохая тактика.

– Почему? – мурлыкнул он и бесстыже прикусил кожу на моём затылке.

– Ох… – я дёрнулась, как от удара током. – Потому что так я вообще ничего не соображаю.

Северов то ли засмеялся, то ли застонал, а потом признался:

– Я не знаю, зачем я это делаю… Кажется, я мазохист.

С явным сожалением он уронил свои руки на мои колени и откинулся на спинку кресла, а я едва не застонала от разочарования, желая и одновременно страшась продолжения.

А представление тем временем подошло к концу, и над дверьми, ведущими в танцевальные залы, загорелись огни.

Зверь хихикнул и радостно хлопнул в ладоши:

– Что, Гайчик, зажжём сегодня ночь? – мальчишка с сердитым видом оправил юбку, и я поняла, что нервничаю здесь не я одна.

– Два часа до полуночи, – оповестил Север, словно я сама не проверяла едва ли не каждую минуту, который час.

Два часа.

Я поискала глазами в толпе светлую голову Берёзы, попыталась определить, за каким прожектором может прятаться Ферзь, подала руку своему кавалеру и одобряюще улыбнулась Зверёнышу.

– Вы удивительно гармоничная пара, – вдруг произнёс полковник, вырывая меня из моих мыслей. – Вы, деточка, этакая шаловливая наяда, а ваш спутник – мрачный преданный рыцарь.

– Очень мрачный и очень преданный, – хихикнула «Таечка». – Гайчик, милый, ты подержишь мою корзиночку?

– А что у нас в корзиночке? – Гай Юлианович попытался заглянуть под зелёный платок, который укрывал от посторонних глаз содержимое корзинки, но немедленно получил по рукам от Зверя.

– Пирожки и горшочек маслица, конечно, – жеманно протянул он. – И не смейте прикасаться! Помните, высоко сижу – далеко гляжу!

Полковник рассмеялся, отчего его живот, обтянутый бархатным жилетиком в голубой цветочек, мелко-мелко задрожал.