Детский мир

– И ноги тоже, – прохрипела, неотрывно глядя на врача. – А что со мной?

– Уже ничего, – он вдруг протяжно выдохнул и сел в моих ногах, закрыв лицо руками.

– С вами всё в порядке? – я бросила быстрый взгляд на капельщика, раздумывая, не предложить ли мужчине помощь мини-робота.

– Простите, – он виновато посмотрел на меня. – Это от нервов. У нас тут последнюю неделю все на ушах стоят из-за вас.

– Извините, – промямлила я, а доктор махнул рукой.

– Да вы-то тут не виноваты. Что я, не понимаю, что ли? Это все братец ваш… – выдохнул он и вдруг схватился рукой за сердце. – Простите, ради всего святого, простите! Я ошибся! Я хотел сказать, жених!

Теперь настала моя очередь хвататься за сердце, компьютер запищал, а капельщик недовольно дёрнул наполовину пустым «брюшком».

– Только не теряйте сознание! – взревел врач и, вскочив с моей кровати, вцепился двумя руками в копну волос на своей голове. – Миленькая, славненькая, хорошенькая моя! У меня же жена беременная!

– Какое мне дело до вашей жены? – грубовато отмахнулась я.

– Никакого, конечно! – он погрустнел и, виновато пряча глаза, начал объяснять.

Привезли меня в больницу в субботу ближе к вечеру и, по словам Дмитрия Николаевича, признаков жизни я не подавала вообще никаких. Говорят, даже не дышала.

– Нет, сам-то я вас в момент поступления не видел, – пояснял мужчина. – Не поймите меня неправильно, но я, к счастью, с прошлой субботы и до вчерашнего утра лежал с тяжелейшим приступом радикулита. Он-то мне жизнь и спас, проклятый.

Цезарь влетел в приёмный покой, держа меня на руках и, бешено вращая глазами, потребовал позвать лучшего специалиста, потому что его невеста умирает.

В этом моменте рассказа меня перекосило, и доктор понимающе кивнул.

– Вот вы кривляться изволите, а у нас вчера за оговорку трёх человек выпороли. А Маргарита Львовна, между прочим, профессор с тридцатилетним стажем. Не знаю, оправится ли от такого позора.

И посмотрел на меня так, словно я сама эту неизвестную Маргариту Львовну порола.

– Я ему своего согласия не давала, да он и не спрашивал, – призналась я грустно. – И мы не родные с ним, на самом деле.

А мысленно добавила: «По крайней мере, это он так говорит».

Дмитрий Николаевич пожал плечами, как бы говоря, мол, это не моё дело, и вернулся к рассказу.

Врач, дежуривший в больнице в субботу, бледнея лицом и дрожа губами, пояснил взволнованному правителю:

– Все жизненные процессы в организме вашей… невесты замедлились, отсутствие же видимых признаков жизни позволяет мне сделать вывод, что цесаревна впала в анабиоз.

– Анабиоз? – Цезарь одарил медика злобным взглядом. – Разве с людьми такое бывает?

– Не бывает, – покаялся доктор и тяжело вздохнул. – По всей вероятности, это первый зафиксированный случай. В животном же мире это довольно распространённое явление. Я, конечно, не специалист в этом вопросе, однако в животном мире подобное встречается, если организм посчитает окружающую среду непригодной для жизни. Тогда он временно прекращает жизнедеятельность до более благоприятных времен. Видимо, что-то заставило вашу сестру…

– Стены в приёмной всем этажом отмывали, – шептал Дмитрий Николаевич, бросая испуганные взгляды в сторону двери. – Уборщица тётя Нина с инфарктом слегла, – и добавил, растерянно крутя пуговицу на халате: – А вы говорите, согласия не давала… Тут, милочка моя, не до жиру – быть бы живу. Я вам, как доктор, говорю, не злите зверя.

На меня накатил очередной приступ чудовищной безнадеги, а мужчина тем временем продолжил рассказ.

Второй врач продержался почти тридцать часов, но коварная я упорно отказывалась приходить в себя. Были испробованы все методы, а результат нулевой.

– Лежали вы, милочка, аки красавица спящая и знать не знали о том, что вокруг вас люди за свою жизнь борются, спасая вашу. Такие дела…

Я, видимо, заразившись от доктора, посмотрела в сторону дверей и прошептала:

– Его, это второго доктора, он что… тоже убил?

– Не сам, – Дмитрий Николаевич качнул головой и грустно поджал губы. – Всех остальных расстреляли.

Мне стало плохо.

– Остальных? – просипела, борясь с тошнотой. – Сколько?

– Я восьмой, – признался Дмитрий Николаевич. – Но, будем надеяться, меня всё-таки оставят в живых. Вы-то очнулись. Скажу честно, не знаю, как бы вёл себя я на его месте. Не факт, что иначе. Это же знаете, как водится. Рассуждать о том, что да как, хорошо со стороны, а попадёшь как кур в ощип – не так запоёшь. У меня случай был в практике…

– Отпустите меня, а? – перебила я мужчину и вцепилась в рукав его халата. – Ну, пожалуйста!

– Да вы что? – от страха бедняга стал сначала синим, а потом зелёным. – Я не могу.

В его голосе мне послышалась неуверенность и я торопливо зашептала, срываясь на нервные всхлипывания: