– Так по-хорошему или по-плохому? – Сашка сложил руки за спиной, посмотрел на часы с мышонком из детского мульт фильма, которые Лёшка привезла с собой из дома, и брезгливо поморщился. – Определяйся, пожалуйста, поскорее, нам нужно успеть к ужину во дворец. У нас назначена важная встреча.
Я окинула презрительным взглядом его наигранно-деловой вид и, кажется, даже услышала лёгкий звон, с которым разбились вдребезги все мои надежды, но ответила, надеюсь, достаточно равнодушным тоном:
– По-хорошему, – и наклонилась, чтобы поднять дорожную сумку, которую ещё не успела разобрать.
– Ты не возражаешь? – Цезарь выхватил у меня из рук ремень и, легко поставив мой нехитрый скарб на Лёшкину кровать, расстегнул замок. – Прости, но моё доверие тебе ещё придётся заслужить, – как же они достали все со своими разговорами о доверии! – Я должен проверить, что у тебя здесь лежит. Ты же понимаешь. Без обид?
– Делай что хочешь, – я отодвинулась от него, радуясь, что Лёшкин наладонник всё ещё лежит в моём кармане. – Личный досмотр тоже будешь устраивать?
– Только если будешь дерзить, – он наградил меня не-зли-меня-детка взглядом и вернулся к обыску моей сумки, мимолетно бросив: – Кстати, о личном досмотре. Чтобы нам не тратить время зря, можешь пока переодеться.
Теперь взгляда что-за-нечеловеческая-мерзость были удостоены мои старенькие, купленные за два эла джинсы.
– Это лучшее из того, что у меня есть, – с вызовом ответила я.
Он даже не посмотрел на меня, просто махнул в сторону моей кровати, где было аккуратно разложено простое голубое платье с отложным тёмно-синим воротничком и застёжкой на спине. Тёмно-синяя же кожаная сумочка, в которую немедленно перекочевал контрабандный наладонник, и в тон к ней туфли.
Боковым зрением я проследила за тем, как к валяющимся на полу изодранным вещам присоединился мой спортивный костюм и набор для вязания, неслышно выдохнула – что ж, платье так платье, но я тебе когда-нибудь всё припомню – и стянула с себя майку, слушая, как Сашка листает мои конспекты.
Глаза жгли непролитые слёзы, а скулы сводило судорогой от усилий, что я прилагала для того, чтобы держать лицо.
– По социологии неплохой реферат получится, – мои записи были одобрены. – Я не согласен с тобой в некоторых вопросах, но меня радует, что ты пытаешься высказывать своё мнение.
– Я не пытаюсь, – выдохнула я.
– Что, милая?
Я заскрипела зубами и стащила с себя джинсы, предварительно опустив платье до колен.
– Я сказала, что я не пытаюсь высказывать свое мнение – я его высказываю.
– Конечно-конечно. Давай помогу, – Сашка подошёл ко мне сзади и легко дотронулся до моей спины, а я шарахнулась от него, как от прокажённого, зашипев:
– Не прикасайся ко мне!
Нахмурился, злобно сверкнув глазами.
– Я просто хотел застегнуть платье.
– Я сама, – не сводя с него подозрительного взгляда, я завела руки за спину и потянула за собачку.
– Осенька, не глупи, иди сюда, – тепло улыбнулся и протянул руку ладонью вверх.
– Спасибо, я…
– Подошла ко мне, быстро, я сказал!
Молния, вжикнув, соединила края платья, а я без страха заглянула в сверкающие бешенством глаза и не сдвинулась с места.
– Ладно, – он первым отвёл взгляд и несколько раз громко вдохнул и выдохнул. – Ладно, с этим разберёмся дома. Если ты готова, то я хотел бы вылететь как можно быстрее, – закинул на плечо сумку, в которой, судя по тем вещам, что валялись на полу, остались лишь мои конспекты, таблетка и наладонник, и открыл двери в коридор.
Я быстро обулась и шагнула за ним. Внутри всё дрожало. Удивительная смесь ярости, разочарования, злости, страха и беспокойства. Гремучая смесь, которая ворочалась где-то под сердцем и требовала выхода. Хотелось покончить со всем как можно быстрее, запереться в своей комнате и поплакать. Сегодня я потеряла сестру, друга и надежду, зато нашла брата, которого не искала. Может, достаточно для одного раза?
Но Цезарь, видимо, решил, что не достаточно, поэтому на лестнице взял мою руку и положил её на свой согнутый локоть, когда же я дёрнулась, стараясь вырваться, напомнил:
– Точно по-хорошему?
Ненавижу. Я вдруг поняла, что я ненавижу его до тошноты.
– Умничка, – Сашка правильно оценил молчание и погладил кончики моих пальцев. – И улыбнись уже, наконец, я тебя не на казнь веду, а домой.
А затем наклонился ко мне близко и, почти касаясь носом напряжённой шеи:
– Я так скучал! А ты?
Раздвигаю губы в холодном оскале и получаю ещё один одобрительный кивок, а затем мы выходим из общежития, и я с ужасом понимаю, что проклятый Цезарь велел согнать сюда весь Детский корпус.