Детство 2

— Для вас! — высокий господин раскидал работяг, которые начали уже было хватать его за грудки, переходя на личности, и лёгким движением тренированного тела взлетел на невысокую трибуну. — Библиотека фабричная проста, а среди вас что, гимназисты имеются? Вот под уровень вашего образования и формируется книжный фонд! Что вам, сочинения господина Толстого или гимназические учебники?

— А хоть бы! — отозвался всё тот же паренёк, глядя снизу вверх задиристым воробышком.

— Будет, — легко пообещал господин, успевший потерять трость и верхнюю пуговицу на подбитом бобровым мехом пальто, — для этого нужно было устраивать стачку? Большую часть вопросов можно решить, просто обратившись в фабричную администрацию!

— Замыливает! — перебил яростно господина представитель Иваново-Вознесенска. — У нас так же – пообещали всего, да кое-где и пошли на уступки, аккурат перед Рождеством. Народ-то погудел, да и отшагнул назад. А там и всё! Как дали господа слово, так назад и забрали.

— И, — текстильщик усмехнулся зло, — казачки на постой встали, да аресты пошли, да порки массовые. Хотите?!

— Суд! — господин попытался нависнуть над агитатором. — Судьбу бунтовщиков должен решать суд! В любом государстве во главе угла стоит Закон!

— Закон, — парировал текстильщик, — который господа придумали для защиты своих интересов! — Ну! — представитель Иваново-Вознесенска склонился с трибуны над толпой. — Ваше слово!

— Стачка! — многоголосо прогудела толпа. Представителя фабричной администрации сдёрнули с трибуны и выпроводили прочь, по пути награждая тычками.

— Штрафы! — вскочил на трибуну тот самый паренёк, ратовавший за библиотеки. — Вот где самое зло! За дерзость и дурное поведение, за непосещение церкви, за нарушение в помещениях тишины и спокойствия, за оскорбление старшего, за пронос спичек…

Дли-инным оказался списочек, я устал записывать.

— …до трети заработка на штрафы уходит!

— Што-то я тебя не знаю, паря, — меня приподняли за шиворот, и усатая физиономия подслеповато уставилась в лицо, — никак подосланный?

— Окстись, дядя! — у меня ажно горло от возмущения перехватило – я, и подосланный! — Егорка я Панкратов, дядя Гиляй у меня в опекунах!

— Тот самый? — недоверчиво спросил работяга. — Владимир Алексеевич? А ты што? Скажешь ишшо, што от газеты послали!

— Не! Сам, — выкручивать не пытаюсь, в такой толпе бесполезно, — репортаж хочу написать. Услыхал, што у вас стачка, вот и пришёл.

— Н-да! Надрать бы тебе уши, паршивцу! — он отпускает меня наконец-то, демонстративно отряхая руки, но поглядывая вполглаза. Чуть погодя нашлись в толпе знакомцы по кулачным боям, и тогда всё – признали.

Известное дело – Москва, это большая деревня. И я в этой деревне весь такой… как это… социализированный!

Кручусь посреди толпы, слушаю. Записывать бросил, потому как народ нет-нет, да и косится. Так и по уху прилететь может, хоть разобижайся потом весь. Небось ещё и пардону не запросят!

Народ текстильный выглядит так, што поставь рядышком оборванца пропойного с Хитровку, и здешнего работягу честного, так ей-ей, не отличишь! Только если у хитрованцев рожи всё больше водовкой потрепаны, да кулаками собутыльников, то у работяг чахоткой и испарениями ядовитыми.

Слабогрудые все, перхотные, чахоточные. Лица иссера-жёлтые, у некоторых ажно с прозеленью. Кожа язвами изъедена да угрями, а зубы! Вот где ужас. Вот уж действительно – нечего терять!

И жёсткие, несмотря на всё. Вот ей-ей, таким винтовки в руки, да здоровья чутка, так куда там гвардии! Сметут. Только цель должна быть настоящей, а не «За бога, Царя и Отечество». Эти – не поймут и не примут.

Лидеры стачки столпились у помоста, слова оттуда доносятся плохо. Ввинчиваюсь в толпу, и пробиваюсь, получив не один тычок в бок иль подзатыльник.

Всё! Вцепился, корнями врос, с места не враз сорвёшь. Гляжу, почти и не мигая, штоб вот всё-превсё запомнить!

Лица стачечных лидеров такие себе, будничные и торжественные одновременно.

Странные, будто на иконах. Лики. Понял чуть погодя. Они уже умерли. Смертники, не рассчитывающие остаться живыми. Если не сразу, то чуть погодя – слабогрудые, они не переживут заключения.

Сверху сыпется мелкий снежок, но истаивает, не долетая до земли. Оттепель. Мелкие росные капли слезами ложатся на лидеров стачки.

— …установление рабочего контроля над капиталом, формирующимся из штрафов, — диктуют выборные лидеры требования рабочего коллектива, — и деньги эти можно использовать только на выплату пособий рабочим. Также штрафы не должны превышать пяти копеек с заработанного рубля. Возвращение отменённых ранее праздничных дней…

— …увеличение числа фабричных инспекторов, повышение заработной платы.

— …послать делегации, предлагающие присоединиться к стачке. Не только к текстильщикам, но и к представителям всех рабочих коллективов.

— Не лишнее? — засомневался писец. — С Иваново-Вознесенска послали уже.

— Пиши! — пожилой рабочий огладил усы. — Проще решиться на такое, если ты не первый!

— А… — перо застрочило по бумаге.

— Еду-ут! — пронеслось над толпой. — Власти фабричные, и представители губернатора!