В школе обычная рутина, иной раз огорчительная, когда получал двойки, а иной раз ничего. Алгебра у меня не шла, а вот геометрия на удивление даже хорошо. Здорово хромал русский язык, зато интересна была география, история, которые я любил. Хорошо запомнились общешкольные линейки, когда учителя коротенько подводили итоги прошедшей недели и только Лидия Михайловна Тазова громила нас, чехвостила и «воспитывала»,
напоминая собой революционерку-эссерку Спиридонову, как её показывали в фильмах про революцию.А так…, обычные занятия, перемены, когда мы высыпали в длинный и просторный коридор и мотались по нему как оглашённые. На большой перемене, приносили из поселковой столовой пирожки с повидлом и мы их с удовольствием покупали и поглощали.
Школьное здание отапливалась печками. Рано утром приходила уборщица и затапливала шесть печей и к началу занятий становилось тепло. А однажды она проспала, затопила позже и первый урок был сорван. Мы бродили по коридору в плотно запахнутых фуфайках, зимних пальто, хотя их уже можно было и снять, но мы в них бродили, нарочтиво показывая тем самым, что холодно и ещё рано начинать уроки. У печек в основном возились девчонки с восьмого класса, а парни восьмиклассники подкалывали их и подзуживали нас, мелкоту, на разные проделки. На одной из них хорошо влетел я. У одной из печей присела Люба Быстрова Она была одета в обтягивающее платье, подчёркивающее её плотную фигуру и один из авторитетных одноклассников подтолкнул меня в её сторону: — Боря, ну-ка похлопай ей по попе…, — и я, даже не задумываясь, подошёл и похлопал по туго обтянутому девичью задку. Люба стремительно выпрямилась, зло глянула и у меня громко зазвенело в голове от сильной пощёчины. Я стоял и хлопал в растерянности глазами, при этом глупо улыбаясь, а она зло процедила, метнув разъярённый взгляд в сторону одноклассника: — Больше так не делай…, — и я действительно больше так не делал.
Так, незаметно, в учёбе, в играх и прошла зима, венцом которых была Масленица, но тогда это называлось проводами зимы. Рядом с засыпанной снегом бонкой и наезженным зимником очистили от снега площадку, поставили высокий и гладкий столб, куда повесили хромовые сапоги. Для детей построили из снега горку. Ещё чего-то. Поставили столики для продажи тех же пирожков с повидлом и с другим наполнением, большой бачок с горячим чаем и понеслось весёлое народное гуляние. На площадке собралось человек сто взрослых, детей. Взрослые, особенно мужчины, конечно, пришли уже поддатые, да и здесь кучковались, потихоньку выпивая. Подъехало несколько саней с разукрашенными лентами лошадьми. Старенький автобус КаВз и начали нас детвору катать по зимнику — несколько километров туда и обратно. И тут было без разницы — сани или лошади — всё равно было весело и занимательно. Особенно, когда мужики, достигнув определённой кондиции, с азартом приступили под поощрительный смех зрителей к попыткам залезть по столбу до заветных хромачей. Но столб был гладкий, скользкий и высокий и редко кто добирался до середины. Но нашёлся молодой парень, залезший на самый верх и под громкие одобрительные крики и свист, ухватил сапоги рукой и сполз вниз, где и расстроился. Сапоги оказались на два размера меньше. Огорчённому победителю сразу протянули несколько стаканов водки и хорошо поддатый местный начальник пообещал ему в течении недели поменять в Ныробе сапоги на нужный размер.
В конце гуляний всю детвору посадили в автобус и мы помчались на Рассольную. Короче, гулянья удались.
Сразу после гуляний проходили большие выборы. Куда не помню, скорее всего в Верховный совет, но мы пионеры должны были стоять в почётном карауле у урны, куда избиратели кидали бюллетени. Такую почётную обязанность в первую очередь выпала нам с Таней Сукмановой.
В семь часов утра, по холоду, вымытые, чистенькие, в белых рубашечках и в красных пионерских галстуках, да ещё в шёлковых мы прибежали в ещё не совсем протопленный клуб. Разделись и встали в почётный караул по обе стороны большой урны, обтянутой красной материей. И когда взрослые подходили к урне и кидали туда бюллетени, мы с Таней, с серьёзным видом и наполненные торжественностью, поднимали руки в пионерском салюте. Через час нас сменили и мы довольные убежали домой.
А тут ещё наступили весенние каникулы и их прелесть была в том, что днём хорошо подтаивало, а под вечер подмораживало и к утру формировалась толстая корка снега — Наст. По которому можно было до одиннадцати часов утра свободно бегать как по асфальту. Но потом всё чаще и чаще проваливаешься и приходилось возвращаться к посёлку, потому что мы по насту могли убежать довольно далеко. Но на следующее утро мы опять, своей компанией, убегали от посёлка в такие места, куда зимой даже и на лыжах было трудновато дойти.
В середине апреля весна уже вступила в свои права и обильно закапало, а вместе с этим закончились и зимние забавы. Лыжи пришлось закинуть на чердак, вместо валенок на ногах появились резиновые сапоги с толстым шерстяным носком и наконец-то сняли с себя тяжёлую зимнюю одежду.