Девяносто третий год

Вот как обстояли дела на тот момент. Нападающим предстояло ворваться в пролом, овладеть сначала баррикадой, затем тремя находящимися одна над другою комнатами и захватить, ступенька за ступенькой, под градом пуль, две узкие винтовые лестницы. Осажденным предстояло только одно — умереть.

VII. Приготовления

Говэн, со своей стороны, готовился к штурму. Он давал последние указания Симурдэну, который, как помнит читатель, должен был, не принимая непосредственного участия в деле, охранять холм, и Гешану, который должен был с большею частью отряда оставаться и наблюдать у опушки леса. Было условлено, что ни нижняя батарея у опушки леса ни верхняя батарея на плато не будут стрелять, если только не будет вылазки или попытки к прорыву. Говэн принял личное командование над штурмовой колонной. Это-то обстоятельство и смущало Симурдэна.

Солнце только что зашло. Башня на открытом месте похожа на корабль в открытом море. Их приходится атаковать одинаковым образом; это скорее абордаж, чем штурм. Пушки здесь становятся бесполезными. Что проку обстреливать стены в пятнадцать футов толщиной? Отверстие в борту, в которое одни стараются проникнуть и которое другие всячески стараются загородить, топоры, ножи, пистолеты, кулаки, зубы — вот что такое этого рода бой.

Говэн понимал, что не было иного пути для того, чтобы овладеть башней. Ничего не может быть убийственнее нападения, в котором противники сходятся лицом к лицу. Ему знакомо было строение башни, так как он бывал в ней ребенком. Он впал в глубокую задумчивость.

В нескольких шагах от него его помощник Гешан, с подзорной трубой в руке, смотрел вдаль, по направлению к Паринье. Вдруг он воскликнул:

— А, наконец-то!

— Что такое, Гешан? — спросил Говэн, выведенный этим восклицанием из своей задумчивости.

— А вот, господин полковник, везут спасательную лестницу.

— Как, разве она еще не здесь?

— Нет, господин полковник, и я начал уже тревожиться. Нарочный, которого я посылал в Жавенэ, вернулся и сообщил, что он нашел у жавенейских плотников лестницу желаемых размеров, что он реквизировал ее, велел погрузить на телегу, потребовал конвой в двенадцать всадников и что он сам видел, как телега, конвой и лестница двинулись по дороге в Паринье, после чего он прискакал сюда.

— Да, да, знаю; и он добавил еще, что так как повозка запряжена двумя здоровыми лошадьми и двинулась в путь во втором часу утра, то она может быть здесь еще до заката солнца. Все это мне известно. Ну и что же?

— Ну и вот, господин полковник, солнце уже зашло, а повозки с лестницей все еще не видать.

— Неужели? Однако нам пора начинать приступ. Данный нами срок уже истек. Если мы еще промедлим, осажденные подумают, что мы трусим.

— Ну, что же, господин полковник, поведем приступ!

— Но как же мы будем штурмовать без лестницы?

— Отчего без лестницы? С лестницей. Вы только что слышали, как я воскликнул: «А, наконец-то!» Видя, что повозка не едет, я взял подзорную трубу и стал смотреть на дорогу из Паринье в Ла-Тург; к великому моему удовольствию, господин полковник, я увидел на дороге повозку с лестницей и конвой. Вон она спускается с холма. Вы сами можете увидеть ее.

— Действительно, это она, — проговорил Говэн, взяв у Гешана подзорную трубу и посмотрев в нее. — Впрочем, уже смеркается и нельзя хорошо ее рассмотреть. Но вот и конвой; ну, конечно, это она! Только конвой кажется мне более многочисленным, чем тот, который вы отправили, Гешан.

— Да, и мне самому так показалось.

— Они теперь приблизительно в четверти лье отсюда.

— Через четверть часа лестница будет здесь, господин полковник. Значит, можно начинать штурм.

То, что они увидели, была действительно повозка, но только не та, которую они ждали.

Говэн, обернувшись, увидел позади себя сержанта Радуба, стоявшего вытянувшись в струнку, с рукою под козырек, по всем правилам военной дисциплины.

— Что вам нужно, сержант Радуб? — спросил он.

— Гражданин полковник, мы, команда батальона Красной Шапки, желали бы просить вас об одной милости.

— О какой милости?

— Не будете ли вы, господин полковник, так добры, чтобы велеть нас убить?

— Что такое? — спросил Говэн. — Убить? Зачем убить?

— Вот видите ли, господин полковник, после Дольского дела вы бережете нас. А нас еще двенадцать человек. Это для нас очень обидно.

— Вы будете в резерве.

— Мы предпочли бы находиться в авангарде.

— Но я вас берегу для решительного удара. Вы мне еще понадобитесь. Вы ведь тоже входите в состав штурмовой колонны.

— Да, но только сзади; а парижане привыкли и имеют право идти впереди всех.

— Хорошо, я подумаю об этом, сержант Радуб.

— Только сделайте это сегодня, господин полковник. Такой удобный случай не скоро представится. Дело, очевидно, будет жаркое. Можно будет здорово обжечь себе пальцы о Тургскую башню. Мы просим, как милости, чтобы нас послали в первых рядах.

Тут сержант остановился, покрутил себе ус и продолжал дрогнувшим голосом: