Девиация. Часть вторая «Аня»

Зимние каникулы окончились. С радостью освобождённого выпорхнул на свободу, в школу. Выгреб запущенное за два месяца, принялся обновлять стенную газету, оборудовать стенды. Задумал два торжественных концерта ко дню Советской армии и празднику Восьмого марта. Завалился журналами, методичками, пробовал писать сценарий – лишь бы задурить голову бестолковой суетой. Но писалось вязко, неинтересно. Непокорные мысли возвращались в заколдованный мир недавнего прошлого.

В первые дни после каникул Аню не встретил, хоть и знал, что она в школе. Выходило – избегала меня. О причинах думать не хотел. Как спасительную мантру, умную молитву, твердил: «Какое мне дело до неё? Какое мне дело? Нет никакого дела!». Мантра не помогала.

А ещё ключ от библиотеки. Не отданный, он жёг внутренний карман. Выложил на стол, но и там он глаза мозолил, как магнит притягивал, казнил минувшими страхами. Не выдержал, убрал в ящик стола, в самый угол, за канцелярскую рухлядь. Потом отдам, когда рана коркой затянется.

Прошла неделя, Аню не встретил. Рана мироточила. За пару бессонных ночей додумался нарушить зароки и сходить в библиотеку. Но тут произошло событие, сумевшее вырвать меня из липучей паутины.

Ко мне приехал сержант Пеппер с приглашением в «Клуб одиноких Сердец».

Был Пеппер личностью эпатажной: сухопарый джентльмен, предпочитающий чай вместо кофе; такой себе Englishman in New-York, внешностью и повадками похожий на Стинга.

– Юноше, обдумывающему житьё, решающему, делать жизнь с кого, скажу, не задумываясь, иди к нам! – начал он Маяковским с порога.

Этого оказалось достаточно, чтобы понять, как ему удаётся собирать у своих ног россыпи разнообразных нимф. К тому же особого шарма Пеперу придавал кожаный байкерский прикид – диковинка в нашем захолустье. Само его прибытие на шикарной «Яве-350» по январскому бездорожью, указывало на отчаянную ненормальность, которая завораживает неокрепшие девичьи сердца и является предметом наследования юношей, втайне мечтающих походить на него.

– По всей округе собираю жемчужины, – говорил Пеппер, развалившись на диване и прихлёбывая чай. – В Клубе имеются великолепные экземпляры. Но особая прелесть – Тая и Оксана.

Я слушал, поддавшись обаянию гостя. В сердце зрела уверенность, что Пеппер и есть та спасительная нить Ариадны, которая выведет меня из проклятого лабиринта. Спасибо Алевтине – будто чувствовала.

– Оксана твои стихи хвалила, мне тоже нравятся. Думаю, дополнишь наш Клуб. Будешь придворным поэтом, с положенным вниманием, – заключил Пеппер.

Я без раздумий согласился. Договорились встретиться на следующие выходные, двадцать первого января. Как раз они задумали выездное заседание в лес, посвящённое Международному дню объятий, рождению Пьера Бомарше и первому выходу в свет «Бедных людей» Достоевского. Наполнено живут, всеохватно.

Через несколько дней Пепер самолично прибыл за мной на «Яве», прихватив запасной мотошлем. Я укутался потеплее и километров тридцать ветрился за уверенной кожаной спиной, наполненный новыми надежами, не обращая внимания на игольчатые снежинки, которые норовили забраться под пластиковое забрало.

В зимнем лесу пахло весною. На потайной поляне, подальше от посторонних глаз, члены Клуба собрались послушать провинциальное дарование. Пеппер меня представил, затем присутствующих, особо отметив Оксану и Таису, которую называл Таей. Девчонки, на правах хозяек, заключили гостя по обе руки, провели на почетное место, возле самого Главы, примостились рядом.

После ритуальных тостов и печёной картошки, под одобрительные аплодисменты я проходил испытание – читал стихи и главы из поэм. Высокое общество одобрительно кивало. На экзистенциальных нотах, рождённых безлюбовьем, девчонки прослезились.

Единогласным голосованием меня приняли на должность Придворного поэта, со встречным предложением написать гимн Клуба, который будет исполняться на официальных сборах, а также в других торжественных случаях.

Как на меня, взрослого, поначалу это показалось глупой игрой (Юрка точно бы посмеялся), но, после пережитых бурь, именно такой игры хотело сердце. Разуверенный, обожжённый, я бросился в эту игру, как в горное озеро, пытаясь уйти с головой в его целительные воды.

Первый блин не оказался комом. Вдохновлённый благодарной публикой, кроме обещанного гимна написал поэму «Пеппер и К», которые презентовал на следующем заседании Клуба в начале февраля. Пеппер загорелся желанием подготовить по моим стихам праздничный концерт, посвящённый Международному женскому дню. Что ещё надо непризнанному поэту?

На том же заседании случился разговор с Таисой, где она выпытывала грустного Пьеро о вселенской печали, отражённой на бледном лице, а затем предложила сходить к отцу – местному священнику – на душеспасительную беседу. Я отмахнулся.