Девятьсот семнадцатый

— Верно, свергли кровопийцу. Вот слушай, — и Нефедов все, о чем узнал и что передумал в последние дни, рассказал сожителю. Урюпенко только охал, ахал, в потемках беспокойно ворочался так, что даже ящики, на которых лежало его тело, начали зловеще потрескивать.

Когда Нефедов кончил рассказ, Урюпенко спросил:

— Ну, свергли. Что же делать думаешь?

— Надо и нам свободу взять.

— Говорил с кем разве?

— Да многие знают уже.

— Фу-ты, дела.

Нефедов услышал, как сосед его завозился. Послышались шаги к выходу.

— Куда ты?

— Сейчас я… По надобности…

«Не выдает ли? — подумал Нефедов. — Ведь с ротным заодно обирает солдат, посылки каждый день домой шлет. Ах, я — старый болтун. Ну, и чорт с ним, если выдаст».

Он повернулся на другой бок. Стала одолевать дрема, и скоро Нефедов заснул.

Проснулся он от ощущения сильного удара по лицу.

В палатке горела лампа. Нефедов спросонья осмотрелся, не сразу поняв, в чем дело. Палатка была полна офицерами.

Тут находились полковник Филимонов и ротный Нерехин.

— Встать, смирно, — стервец, — крикнул Нерехин.

По старой привычке Нефедов быстро исполнил приказ. К нему подошел полковник Филимонов.

— Так вот оно что? И ты за революцию? Так оправдал наше доверие. И еще старший унтер-офицер. Присягу принимал, мерзавец. За это мы тебя расстреляем, негодяй, в первую очередь.

Полковник с силой опустил руки на плечи Нефедова и сорвал с гимнастерки погоны.

— Арестовать бунтовщика.

Нефедов осмотрелся. Урюпенко в палатке не было. — «Выдал. Какой же я дуралей».

— Позвольте спросить, за что арест, ваше высокородие?

— Он еще спрашивает за что арест, — вспылил Нерехин и, размахнувшись, ударил его по щеке. Нефедов покачнулся, но с места не сошел.

— Полегче, господин поручик, — сказал он громким голосом. — Нет вашего права, чтобы драться.

— Он еще разговаривает! Негодяй, преступник, изменник! Свяжите его. Обыщите кругом. На гауптвахту его! Завтра же судить будем.

Нефедов, не сопротивляясь, дал связать руки.

Его увели.

Когда в палатке никого не осталось, в нее вошел Урюпенко. При свете лампы его полное бритое лицо с маленькими бегающими глазками, острым носом было точно у ищейки. Прошептав что-то себе под нос, он встал на коленях у лампы и прочитал вслух молитву «Отче наш»… Потом пропел «Боже, царя храни». Встав, он отряхнул песок со своих коленей и подошел к вещам Нефедова. Молотком сбил с сундука замок. Перерыв вещи, он извлек со дна бумажник с несколькими рублями и кинжал в золотой оправе, подарок Нефедову от взвода, преподнесенный после занятия Саракамыша. Бумажник и кинжал он тут же переложил в свой сундук, потом не спеша разделся и погасил лампу.

* * *

С утра слушалось дело Васяткина и Нефедова, как заподозренных в большевизме, в шпионаже и обвинявшихся кроме того в неподчинении воинской дисциплине на фронте. Судили быстро. Единогласно постановили расстрелять. Тут же послали срочную шифрованную телеграмму на имя главнокомандующего фронтом с просьбой утвердить приговор. Осужденных решили расстрелять, как только будет получено распоряжение из штаба фронта.

— Нужно действовать, господа офицеры, — сказал полковник Филимонов, когда заседание закрылось. — Зараза проникает к нам. Я был в штабе фронта. Мне там конфиденциально заявили, что только мы — оплот династии и порядка. Возможно, сказали мне, что верные Российской державе и престолу части, в том числе наш полк, будут брошены на подавление мятежа. Усильте бдительность, господа офицеры.

* * *

О решении военно-полевого суда сообщили осужденным.

Васяткин прослушал приговор суда, снял очки, протер их концом гимнастерки и сказал Нефедову:

— Вот, старина. Это суд классовый. Они хотят подавить революцию — только не выйдет у них ничего. Нас, может быть, расстреляют. А всех не расстрелять.

Нефедов сосредоточенно думал о чем-то и молчал. Сурово сдвинулись брови его, нахмурилось лицо.

— Революция жертв требует… много жертв.

Нефедов молчал. Перестал говорить и Васяткин. Оба они, понурив головы, сидели на песчаной земле и думали каждый свое.

* * *

Об аресте взводного первым узнал Щеткин.

Проснувшись, он тут же пошел к палатке Нефедова, желая поделиться с ним успехами своей агитации. Но в палатке находился один каптенармус. Щеткин осторожно спросил его:

— Где господин взводный?

— А на что он тебе? — насторожился каптенармус.

— Насчет наряда я.

— Ступай к заместителю. Нефедов арестован.

— Как! За что?

— Много будешь знать, скоро состаришься. Пошел вон!

Лицо Щеткина зарделось кровью. Не говоря в ответ ни слова, он выбежал из палатки и припустил бегом к своему отделению.

Хлебалов и Хомутов не спеша пили чай из жестяных кружек, обжигаясь и дуя на кипяток. Перед ними стояли два котелка, в котелках дымился кипяток, чуть подкрашенный морковным чаем.

— Садись-ка, Щеткин, чай пить, — предложил Хомутов, но, взглянув в лицо друга, торопливо спросил: — Чего, Петро? Стряслось что?

— Нефедыча арестовали.

— Как арестовали?

— Сидит.

— Сидит?

— Да. Наверно расстреляют.

— Вот так ядрена палка… Кто же это выдал?

— Неизвестно… Только бросьте чай пить. Не время. Бунтовать нужно солдат.

Хомутов послушно выплеснул на песок чай из чашки и котелка.