Девятьсот семнадцатый

— Если не уберетесь сейчас, то по шеям надаем, — вскипел Щеткин. — Ступайте к себе в закуток, и там паникуйте, уговаривайте друг друга. Революция не для того началась, чтобы болтать с вами. Убирайтесь!

— Какой позор, до чего дошли!

— Проваливайте, — уже громко кричал ему вслед Щеткин.

* * *

В комнату вошел рабочий, вооруженный бомбой и револьвером:

— Прибыл отряд для охраны ревкома.

— Зови сюда ребят. Пойдем, Друй, выгонять меньшевиков и эсеров. Идем с нами, Стрельцов!

Они вошли в помещение, принадлежащее комитету меньшевиков. За столами сидели две барышни и, смеясь, разговаривали. Щеткин встал посередине комнаты и громко заявил:

— Ей вы, контрреволюция! Выметайтесь!

— Кто такие? Да как вы смеете так обращаться с нами, кто вам дал право! — вскрикнула одна девушка, вскочив с места и топнув каблучком.

— Выйдите вон из комнаты!

— Ну, не разговаривать. Убирайтесь, а то вышвырнем, — делая грозные глаза, говорил Щеткин. — Нам комната нужна для помещения охраны ревкома.

— Какой позор!

— Душители свободы! Узурпаторы!

— Ни за что не уйду. Леня, а ты?

— И я нет, нет, нет… Ни за что. Через наши трупы перешагнете.

— Зачем через трупы, мы вас и живьем выведем на улицу.

— Насилию не подчиняюсь.

— Подчинитесь, — с усмешкой сказал матрос. Мы вас так наладим, что подчинитесь.

Он открыл двери в коридор и громко закричал.

— Ей, товарищи гвардейцы! Сюда. Располагайтесь здесь.

— Леня, Леня! Какой ужас! Давай уступим. Они не знают, что творят. Мы уходим.

— Мы подчиняемся грубому насилию несознательных людей.

— Проваливайте.

Подошли красногвардейцы, жизнерадостные и говорливые.

— Товарищи, занимайте эту комнату и вот ту.

— Да там же люди.

— То не люди, а эсеры. Выметайте их, и весь разговор.

— Это можно, раз эсеры.

— А не нагорит нам? — спросил Стрельцов, когда комнаты были освобождены и предоставлены гвардейцам.

— Нет, не нагорит. Правильно поступили. Вчера вечером я толковал с членом ревкома, с товарищем Кворцовым, — успокоил его Щеткин. — У него такие же мысли.

— Да, Кворцов, — хороший большевик.

— Большевик. Таких, говорит, всех в шею, соглашателей. Молодец.

— Вчера с вечера наши патрули обстреляли юнкера. Восемь человек убито, пятнадцать ранено. Юнкера злы, как черти.

За дверьми кабинета, где работали члены ревкома, послышался голос:

— Товарищ Щеткин и товарищ Друй, идите ко мне.

В кабинете за письменным столом сидел Кворцов с бледным, усталым лицом.

— Садитесь, товарищи, — сказал он, когда Щеткин и Друй вошли.

— У нас новости, — поглядывая на Щеткина, говорил Кворцов.

— Ну-ка, наших жмут?

— Нет, не жмут, — отвечал член ревкома, теребя поседевшие усы и бороду. А молодцы вы, право слово. Ха-ха-ха! Мне звонили сейчас из комитетов меньшевики и эсеры. Очень возмущаются варварством. Ваших рук дело?

— Наших, товарищ Кворцов.

— Молодцы. А меньшевики кричат, что мы распинаем демократию, и пугают нас демократами-юнкерами. Ха-ха-ха!

— А вы им что?

— А я послал их к чертям свинячьим.

— Хе-хе-хе… Ловко, — смеялся Щеткин, потирая шершавой рукой свой щетинистый подбородок.

— По заслугам. С меньшевиками и эсерами мы порвали. Но… вот что, друзья. Нам нужно вызвать охрану. Мы перехватили телефонный разговор. Юнкера хотят учинить налет на ревком.

— Охрану уже вызвали.

— Молодцы. Много?

— Пришло двадцать пять человек.

— Мало. Очень мало. Нужно вызвать еще.

— Требовали больше, да все в разборе. Нет людей. Разве у Стрельцова из отряда взять?

— Нет, нельзя. Их отряд единственный на целый район. И в самом опасном месте.

— Можно из полка потребовать.

— Вот именно. Мы требовали уже. Но совет солдатских депутатов хотя и соглашательский, но не соглашается.

— Надо самим солдатам сказать. Они придут.

— Вот за этим я и вызвал нас, друзья. Ты, Щеткин, иди в полк и приведи к ревкому солдат во что бы то ни стало.

— А я? — спросил матрос.

— На тебя вот какое поручение возлагает комитет. Поезжай в казачий полк в пригородное. Приложи все усилия к тому, чтобы казаки не шли на нас.

— А разве идут?

— Мы перехватили кое-что. Командование полка сговаривается с Перепелкиным и тем временем продвигает полк к Москве на подавление революции. Мы тебе бумажку дадим. Ты поедешь не один. С тобой выедет уполномоченный комитета.

— Когда ехать?

— Сейчас. Тут мы арестовали случайно приехавший полковой комитет этого казачьего полка. Будто бы секретарь — большевик. Председатель — определенный монархист — казачий есаул. Некоторых мы оставим заложниками. С остальными вы поедете договариваться с полком.

— А комитет согласен с нами?

— Как будто бы дает согласие. Но выбора нет. Нужно ехать. А ты, Щеткин, ступай в полк, там есть наши. Увидишь большевика Верославского. С ним посоветуйся. Сейчас дадим бумажку.

* * *

— Товарищи, нужно выделить несколько рот в распоряжение ревкома, — говорил Щеткин. — Это же предательство.

Перед ним стояло трое военных из полкового комитета. Разговор происходил во дворе казарм. Был пасмурный вечер, моросил пронизывающий осенний дождь.

— Ваш мандат недостаточен для нас, — отвечал один из членов полкового комитета, высокий и худой. — Для нас приказ ревкома не обязателен.