Девичье сердце (СИ)

я, побитой быть рискуя, играла с Ромкой бедам всем назло, и радовалась каждому

часку я с приятелем, считая: "Повезло, что мой отец не спрашивал сегодня, где я

была, и не придётся врать..."

Вдобавок стала я чуть-чуть свободней и потому, что всё узнала мать. Она

ведь, умудрённая природой, ловила женским внутренним чутьём: родителям в делах

такого рода стоять нельзя упорно на своём.И мама прикрывала наши встречи: отцу

не говорила ничего. А мне теперь жилось гораздо легче - я сохранила друга

своего.

                        3

Мне было десять лет, когда всё это произошло. Прошёл учебный год ещё один.

Опять настало лето. На дачу мы приехали и вот: осталось всё как прежде, с Ромкой

снова играли...

Во дворе ему качель наладил дедушка. Высокий сук - основа. Верёвки две

повесил он на ель. А между ними - тонкая дощечка, что, кажется, вот-вот  - и

пополам... Но, впрочем, крепко держит человечка, что весит тридцать с чем-то

килограмм.

Часами мы раскачивались с силой: кто выше? Ромка был смелей чуть-чуть.

Летали мы, и солнце нас слепило, дощечка прыгала, качалась ёлка - жуть... Земля и

небо смешивались в кашу, кружилась голова от высоты. Вдруг Ромка снизу мне

сказал:

"А Маша из класса моего храбрей, чем ты! Она у нас действительно "крутая".

С ней каждый парень подружиться рад..."

Я молча Ромку слушала, летая стремительно до солнца и назад.

"Ну, а она красивая?"

Вопрос тот я задала ему, качнувшись вверх.

"Ну... я не знаю... - он замялся, - просто..."

"Глаза какие?"

"...Вроде как у всех... Зато она такая каратистка, что вот тебя одной

рукой сшибёт!"

Я возразила, пролетая низко:

"А я ношу с собою огнемёт!"

"У Машки - танк." - сказал серьёзно Ромка. - В квартире прямо. Честно.

Сам видал..."

"Да врёшь ты всё!" - я выкрикнула громко. Беседа переплавилась в скандал.

"Ещё скажу тебе такую штуку... - ввернул Роман последний аргумент, - ...мы

в школу ходим с ней всегда за рУку..."

В верёвки впилась я, и как цемент твердели пальцы... Ничего такого со мною

не случалось никогда, та злость была принципиально новой, и я кричала Ромке:

"Ерунда! Не верю! Врёшь!"

Я спрыгнула с качели, ударив ногу, прямо на лету, и, сдерживая слёзы еле-еле:

"Я набрала большую высоту?" - спросила Ромку. Он пожал плечами:

"Нормальную. Но Машка может ведь повыше..."

Солнце скалилось лучами. Нога болела. Чтоб не зареветь, я собрала в кулак

остатки воли. Надолго, знала я, не хватит их. Мне было больно даже не от боли...

Мой голос стал вдруг непривычно тих:

"Прости, но я ударила колено и не могу качаться. Я - домой."

Навстречу мне попалась тётя Лена, соседка, и вскричала:

"Боже мой! Ты где так сильно рассадила ногу?"

Взглянула на себя впервые я: обида отпускала понемногу, а кровь текла с

коленки в три ручья.

"До свадьбы заживёт! Мы бинтик белый приложим. Мазью смажем. Погоди!"

Сдалась и облегчённо заревела я тут же на её большой груди.

               4

       На будущее лето Ромка поздно на дачу выехал, а я - наоборот. Подросший,

загорелый и серьёзный он появился. На морской курорт он ездил с мамой, в южный

город Сочи - там солнце, море, фрукты. Рай земной... И ракушек красивых много

очень. Он их по-братски разделил со мной.

Пол-лета Ромки не было на даче. Зато приехал внук соседки Стас. Он каждый день

в саду решал задачи, был деловит, начитан и очкаст.

Сначала я играла с ним от скуки, но позже мне понравился весьма соседский внук.

Он обажал науки. И стала я ходить к нему сама.

Стас рассказал мне про цветы и травы, про то, как ловок уссурийский тигр. Он

каждый день придумывал забавы и сочинил немало новых игр.

Вот, например, играть любил он в "крошку". (Он часто обращался так ко мне.)

Стас был маньяк (конечно, понарошку, в игре такая роль), а в стороне от дома

был лесок, довольно редкий. И в "крошку" мы играли только там. Я убегала,

пряталась за ветки. "Маньяк" бежал за мною по пятам, а, настигая, с ног

валил, запястья сжимал до хруста и валился на меня, предупреждая:

"Настя! Ни слова взрослым..."

Я была сильна, ловка, быстра, и удавалось Стасу, меня, конечно, не всегда

поймать... А коль ловил, то я кричала сразу:

"Я расскажу! Тебя накажет мать!"

Мы так в лесу играли постоянно. Потом в саду, в беседке пили чай. Его нам

выносила тётя Яна. Под вечер расставались.

"Не скучай! - бросал мне Стас. - до завтра!"

Из окошка (он провожал меня) махала я. Хороший Стас... И если бы не

"крошка", то были б с ним мы лучшие друзья.

Потом, когда вернулся Ромка с моря, он видел нас со Стасом пару раз.

Теперь, почти что в каждом разговоре он клеил к "Стасу" слово "унитаз"...

Он сочинял про Стаса анекдоты, истории забавные, хохмил... Да так,

что я смеялась до икоты.

И Стас мне перестал быть вовсе мил. К тому же, вскоре он уехал с мамой.

На зависть мне куда-то далеко... Поездки были мне заветной самой

мечтою.

В садоводство молоко везли с совхоза. Целая цистерна в неделю раз

вьезжала в воротА. Приветливая тётка с кружкой мерной (на ней, где литр,

фломастером - черта) вливала нам без устали в бутыли, бидоны, банки

белоснежный груз...

На молоке такие сливки были! Я помню нежный сладковатый вкус... Так

в детстве, кажется, всё было лучше, счастливей. Голубее небосвод... Мы